В дебрях Атласа. Пограничный легион

Сальгари Эмилио

— Ты слышал, граф? — спросил Энрике.

— Да, слышал и не посмел ответить сразу. Наши избавители не придут с этой стороны, но внезапно спустятся с гор.

— Стало быть, это спаги?

— Подождем немного, не станем спешить со своими заключениями. Граф обратился к сторожевым бедуинам, вставшим и внимательно вглядывавшимся в горизонт, заслоняя глаза рукой от солнца.

— Кто там идет? — спросил их граф. — Франджи?

— Нет, — ответил один из бедуинов. — Видны две темные точки, — вероятно, махари. Должно

быть, друзья возвращаются в лагерь.

— Откуда?

— Это мог бы сказать только начальник.

— Не верю ничему, что говорят эти негодяи, — сказал тосканец. — К счастью, у нас самих есть глаза.

Сторожевой бедуин не ошибся: через несколько минут к лагерю подъехали два махари, все вспотевшие и с трудом переводившие дух. На них вернулись два бедуина, отправленные на поиски спаги и съехавшиеся на обратном пути.

Аль-Мадар тотчас же принял их в своей палатке, надеясь, что они привезли известие о французах, которое поможет ему получить награду, не возвращаясь в блед.

— Вы догнали их? — спросил он.

— Да, — ответил получивший золотую монету от Рибо, — и можем прибавить, что они едут сюда, потому что мне удалось рассмотреть их в то время, как они в кустах снимали свои палатки. Однако я заметил одну вещь, которая меня беспокоит.

— Говори скорей.

— Когда я с ними расстался, все были на конях; когда же увидал их едущими перед собой — у троих лошадей не было.

— Они пали от утомления.

— Нет. Пропустив их мимо, я вернулся на место их стоянки и увидел трех лошадей в луже крови. Кто-то зарезал их.

— Что же ты думаешь по этому поводу? — спросил аль-Мадар с нетерпеливым движением.

— Если ты не пошлешь им навстречу махари, то тебе придется ждать очень долго.

— Сколько их?

— Четырнадцать.

— У нас хватило бы скакунов для всех. Мне самому хочется поскорей добраться до Атласа и избавиться от этих людей.

Он позвал своего помощника и отдал ему несколько приказаний.

Через десять минут два бедуина выехали из лагеря с шестнадцатью вполне оседланными верблюдами-бегунами, направляясь на восток.

Этот отъезд, конечно, не укрылся от пленников.

— Они поехали навстречу спаги! — воскликнул тосканец, у которого сердце екнуло. — А папаша Хасси и марабут пропали. Если через двенадцать часов их не будет здесь, нас повезут в блед, и тогда нас не спасут ни кабилы, ни сенусси. Дело идет к концу, не правда ли, граф?

Мадьяр подошел к Афзе, насколько ему позволили веревки.

— Звезда Атласа не испугается смерти? — спросил он взволнованным голосом.

— Нет, господин, — спокойно ответила Афза. — Если мне дадут умереть рядом с тобой, я без страха буду смотреть на ружья солдат, направленные против нас. Мне только тяжело уйти из жизни, не увидавшись с отцом. Жизнь моя принадлежит тебе. Если тебя убьют, и я хочу пасть рядом с тобой.

День

тянулся без конца для несчастных, привязанных в палатке, откуда они не могли видеть происходившего в лагере. Энрике по временам начинал бранить бедуина, но не в глаза, так как тот был настолько благоразумен, что весь день не показывался. Он был уверен в своей удаче и не желал попусту портить себе кровь.

Было уже довольно поздно, и ничто не нарушало спокойствия в лагере, как около десяти часов, в то время, когда багровая луна восходила над Атласской цепью, пленники услыхали вдали хорошо знакомый рожок.

Энрике, крепко связанный, с трудом приподнялся.

— Спаги! — воскликнул он, бледнея.

За рожком последовало несколько выстрелов, приветствуемых со стороны бедуинов дикими криками.

— Конец, — сказал граф, весь посинев. — Бедная Афза, зачем ты вышла замуж за меня! Я приношу тебе одно несчастье.

Звезда Атласа отвечала со своим обычным спокойствием:

— Я счастлива, что могу умереть вместе с моим господином. Весь лагерь был в движении; бедуины спешили вооружиться, как будто им предстояло сражение, а из тюков с товарами были местами устроены как бы укрепления, за которыми можно было выдержать натиск кавалерии.

Аль-Мадар отправился на восточный конец лагеря в сопровождении двенадцати человек — числа, равного числу спаги.

Через четверть часа Рибо и посол подъехали к предводителю бедуинов на махари, которые были высланы им навстречу.

Спаги, соблюдая негласно установленные в пустыне правила, остановились в двухстах или трехстах шагах и тотчас же разбили маленькие палатки.

Вместе с махари они привели и своих лошадей, но они, за исключением чистокровного скакуна Рибо, были в ужасном состоянии.

— Привет франджи! — закричал аль-Мадар, делая несколько шагов навстречу обоим сержантам. — Бедуины гостеприимны, и, если вы желаете отдохнуть в моем лагере, вам стоит только сказать.

— Нам хорошо и в наших палатках, и мы предпочитаем договариваться на нейтральной почве. Правда, что ты поймал двух беглецов из бледа?

— А также дочь Хасси аль-Биака, верблюдовода, — ответил аль-Мадар с некоторой гордостью. — Я умею обделывать свои дела, когда знаю, что могу заработать что-нибудь.

Услыхав эти слова, Рибо позеленел и должен был употребить чрезвычайное усилие воли, чтобы не выдать себя.

— Ну, давай договариваться, — сказал он отрывисто. Бедуины принесли ковры, на которых два француза уселись против аль-Мадара, между тем как разносили кофе.

Рибо, отдавая дань местным обычаям, отпил несколько глотков ароматного напитка, а затем спросил:

— Так они в твоих руках?

— Да, франджи.

— Но ведь их было шестеро?

— Трое бежали, не знаю куда. Да мне до них и дела нет. за них никакой награды не дадут.