В долине Маленьких Зайчиков
Шрифт:
Тракторист вполз в полог, оставив ноги в чоттагине. Так удобнее ему и хозяевам. Ему – не надо раздеваться и вычищать снег из торбазов, а хозяевам в пологе просторнее, так как самая громоздкая часть человеческого тела лежит в чоттагине и никому не мешает.
Росмунта подала толченое мороженое мясо. Когда приступили к чаепитию, Кэлетэгин наконец сообщил:
– Товарищ Праву, я приехал за вами.
Праву недоуменно уставился на Кэлетэгина.
– Что там случилось?
– Не знаю, – тракторист пожал плечами, прихлебывая крепкий чай. – Сама Елизавета Андреевна послала меня. Велела привезти обязательно. Очень была сердита. Ходила разговаривать по радио с районом. Я не хотел ехать на
– Ну что же, – сказал Праву. – Надо ехать.
– А как же мы? – встревожился Коравье. – Только стали надеяться на твою помощь, а ты уезжаешь.
– Так надо, – ответил Праву и, подумав, добавил: – Может быть, пойдет разговор о вашей торговле с комбинатом. Наверно, помогут.
Фары трактора вырывали только небольшой участок тундры впереди машины, а дальше вставала сплошная стена снега. В кабине было тепло. Трактор тарахтел в снежной полярной ночи, взбираясь на сугробы, скатываясь с них вниз, отчего сердце у Праву замирало и он с опаской поглядывал на руки Кэлетэгина, подрагивающие на головках рычагов.
Праву смотрел на два луча, уходящих в тундру от фар трактора, и думал о том времени, когда здесь появятся вездеходы, подобия легковых автомобилей, экономичные, обладающие высокой проходимостью. Надобность в таком транспорте в тундре велика. Сколько бы ни выстроили дорог, все же невозможно тянуть их к каждой оленеводческой бригаде, к каждому стойбищу, геологической партии… А вертолет пока обходится настолько дорого, что даже в богатом колхозе один его рейс – большой ущерб для кассы.
Когда миновали опасный участок дороги, проходящий невдалеке от горячих источников, Кэлетэгин облегченно вздохнул:
– Теперь отсюда прямая дорога!
Он откинулся на промасленное сиденье и закурил.
– Люблю технику! – сказал он. – Помню, приехал в школу учиться, в прибрежное село, и первое, что увидел, – игрушечный заводной автомобиль у русского мальчика. Так мне хотелось заполучить машину! Все же поменялся! На лук со стрелами – подарок деда. В первый же день я разобрал автомобиль до последнего винтика, чтобы поглядеть, что его движет изнутри. Получилась кучка деталей, которые я потом собрал. Честное слово! – воскликнул Кэлетэгин, словно боясь, что Праву ему не поверит. – Еще ни одной буквы не знал, а автомобиль собрал… Потом меня заинтересовало электричество. Несколько раз пережигал пробки в школе, пока меня крепко не наказали… Тогда я повадился ходить на полярную станцию, и там механик, вместо того чтобы драть меня за уши, объяснял что к чему. Хотя он не знал чукотского языка, а я русского, мы все равно понимали друг друга. Когда я кончил семилетку, он взял меня к себе учеником. На полярной станции я проработал больше года, а тут началось строительство порта. Там было столько машин, что не сравнить с двумя дизелями на радиостанции полярников. Я пошел на строительство. Хотел работать механиком, но пришлось начинать грузчиком. Через месяц я работал на транспорте, потом лебедчиком, собирался пойти учиться на крановщика, а тут объявили набор на курсы трактористов для чукотских колхозов. К тому времени меня уже стало тянуть обратно в тундру: очень уж давно не был дома. Я поступил на курсы. Торопились, наскоро учили… Вот почему я не смог починить трактор. Мы на курсах привыкли, что машины чинят в мастерской… Знаете, какая теперь у меня мечта?
– Какая? – спросил Праву.
– Стать капитаном большого парохода.
– Почему? – удивился Праву.
– Когда едешь по земле, зависишь от дороги, не можешь повернуть куда хочется…
– В таком случае тебе лучше стать летчиком, – за» метил Праву.
– Нет, летчиком не хочу. Боюсь высоты. Как в детстве
– Иди учиться, – сказал Праву. – У нас все дороги для жизни и ученья открыты, выбирай любую.
– Верно, что дороги открыты, – ответил Кэлетэгин. – Но некоторые забывают, что дороги-то открыты для всех, а топать по ним надо собственными ногами…
– Боишься? – с усмешкой спросил Праву.
– Не то что боюсь, – задумчиво ответил Кэлетэгин. – А ответственность большая. Может быть, на капитана и выучусь, у меня упорства хватит, но только сумею ли стать настоящим капитаном не только над пароходом, но и над людьми, которые будут вместе со мной работать… Вот в чем дело. – Кэлетэгин повернулся к Праву: – Понятно я говорю?
– Понятно, – ответил Праву, чувствуя, что слова Кэлетэгина взволновали его.
Не так уж трудно в наше время научиться любому делу, даже если оно требует солидной подготовки… Вот он, Праву, учился пять лет на историка, не зная, собственно, в чем будет заключаться его будущая работа. Когда выбирал факультет, особенно не задумывался об этом. Просто поддался давнему влечению. Еще со школьных лет любил историю.
Он смотрел на мозолистые, коричневые от машинного масла руки Кэлетэгина, уверенно лежащие на рычагах трактора, и испытывал зависть, сжимающую сердце, зависть к человеку, который нашел свое прочное место в жизни. Кэлетэгин молод, образован, он сознательно выбрал такое дело, которому отдается целиком, в котором полностью может проявить себя как человек. Ведь важно не чем занимается человек, а какой он в работе, сколько собственного сердца отдает другим людям.
– Послушай, Кэлетэгин; ты комсомолец?
– С четырнадцати лет, – гордо ответил тракторист.
– А в партию не собираешься?
– Ну как это я могу собираться? – смутился Кэлетэгин. – Не знаю, как другие, но я должен сначала почувствовать себя коммунистом, а потом уже подавать заявление…
Праву слушал Кэлетэгина и думал о том, как он, в сущности, мало знает своих земляков. Привык мерить их на один средний образец. Для такого безликого слушателя он и готовил свои беседы; наверно, оттого его и постигла неудача. Он со стыдом вспомнил свой разговор с Нутэвэнтином, который нуждался в простой поддержке.
Только теперь Праву с отчетливостью понял, что выбрал себе труднейшее дело, которому нигде специально не учат. Среди людей и для людей – вот повседневный труд партийного работника, пропагандиста. И если поставить себе целью служить людям, нужно хорошо знать их и дело их жизни…
Да, прав Кэлетэгин: одно дело выучиться на капитана, а совсем другое – командовать работающими на пароходе людьми…
Снежная мгла за окошком трактора светлела – начинался поздний зимний рассвет. Кэлетэгин выключил фары.
Торвагыргын начался неожиданно. В белесой крутящейся пелене мелькнул огонек, за ним другой, третий, и трактор покатил по улице поселка, между домами, утонувшими в снегу и глядящими на мир покрытыми ледяной коркой окнами.
– Едем прямо в правление колхоза, – сообщил Кэлетэгин. – Так велела Елизавета Андреевна.
Окна в конторе уже ярко светились. Елизавета Андреевна, Геллерштейн, Ринтытегин ждали Праву. Тут же находился главный бухгалтер колхоза Зубков – маленький человек с огромным лысым черепом. Елизавета Андреевна утверждала, что ни в одном колхозе Чукотки нет такого бухгалтера. В свое время Зубков занимал какой-то мелкий финансовый пост во Временном правительстве. После революции был выслан на Колыму и, хотя у него давно кончился срок ссылки, не захотел уезжать с Севера.