В долине Маленьких Зайчиков
Шрифт:
– Допустим, не совсем в неизвестном, – заметил Праву. – Я сказал ей, что еду в райком.
– Она это приняла за шутку.
– Какие тут могут быть шутки? Речь идет о судьбе людей!
– Николай Павлович, – спокойно сказал Етыльын. – Давай договоримся так: сейчас иди отдыхай, а после обеда приходи. Соберутся члены бюро, исполком. Мы уже в курсе дела – вот и обсудим вместе.
Етыльын вызвал секретаря, распорядился устроить Праву в гостинице.
– Ровно в четыре приходи.
В номере Праву разделся и посмотрел на себя в зеркало. На верхней губе и подбородке торчали редкие жесткие волосы,
Купив расческу, флакон одеколона и рубашку, он вернулся в гостиницу, побрился в парикмахерской, переоделся и отправился в столовую.
Пурги как не бывало. На безоблачном небе крупно сияли звезды, и на горизонте намечалась полоска полярного сияния. На улицах урчали бульдозеры, снося сугробы. Кто-то пел около магазина пьяным голосом, молодые парни и девушки громко разговаривали возле кино. Где-то далеко, на другом конце поселка, ревели моторы самолетов.
Когда Праву пообедал, до четырех оставалось еще много времени. Он вернулся в гостиницу.
Утром второе место в его номере было не занято. Сейчас, войдя, он увидел человека, сидящего за столом спиной к двери. Спина была очень знакомая, но Праву еще не успел сообразить, кому она может принадлежать, как сидящий обернулся, и Праву узнал Ринтытегина.
– Как вы сюда попали?! – не сдержал удивления Праву.
– Более удобным способом, чем ты, – невозмутимо ответил Ринтытегин. – На вертолете МИ-4.
Праву растерянно опустился на кровать. Ринтытегин был занят изучением каких-то бумаг. Он искоса посмотрел на Праву и заметил:
– Для сидения предназначен стул…
Праву послушно пересел с кровати на стул и спросил:
– Кто-нибудь еще приехал?
– Не приехал, а прилетел, – ответил Ринтытегин, отрываясь от бумаг. – Доктор Наташа, Елизавета Андреевна, Геллерштейн и твой друг Коравье, которого мы прихватили в стойбище.
– А где они? – спросил Праву.
– Пошли погулять, пообедать. Я обедал у знакомого. А они пошли в столовую.:
– Странно, я их не встретил, – задумчиво произнес Праву. – Восхищаюсь оперативностью Елизаветы Андреевны.
– Етыльын это все устроил, – объяснил Ринтытегин. – Мы хотели взять побольше народу в стойбище Локэ, но никто не решился сесть в вертолет, кроме Коравье.
Ринтытегин опять уткнулся в бумаги. Праву придвинулся, громко скрипнув стулом.
– Неудобно сидеть? – участливо заметил Ринтытегин.
– Почему вы все вдруг приехали? – спросил Праву.
– В райкоме обо всем узнаешь, – загадочно ответил Ринтытегин. – Словом, ввел ты меня в конфликт с колхозным начальством. Заставил старика вприпрыжку бежать за молодым.
Ринтытегин и Праву вместе пошли в райком. В кабинете у Николая Овтовича уже собрались все приглашенные. Праву поискал глазами и увидел Елизавету Андреевну, Геллерштейна и Коравье. Как только Коравье заметил Праву, он перебрался к нему и шепотом спросил:
– Будут говорить о нашем стойбище?
Праву молча кивнул.
Николай Овтович занял свое место за столом.
Он заговорил о стойбище Локэ, о колхозе Торвагыргын, который помогает стойбищу стать советским селением.
– Пришла пора, – сказал он под конец, – окончательно
– Почти все, что я хотел бы сказать, вы уже сказали, – начал Праву. – У меня есть предложение послушать товарища Коравье, бывшего пастуха стада Локэ, ныне члена колхоза Торвагыргын. Он лучше всех нас знает, о чем думают и чего хотят его земляки.
Коравье обвел взглядом сидящих. После памятной речи на открытии школы в стойбище Локэ ему предстояло второй раз выступить перед большим количеством людей.
– Мы, – начал Коравье, – не хотим быть другими людьми, отличными от тех, которых узнали. Когда умер Локэ и новая жизнь вошла к нам, как входит солнце в первый весенний день в ярангу, мы сначала как бы зажмурились от яркого света. Непривычно и непонятно было многое. Мы привыкли думать, как учил Локэ, которого считали мудрейшим и единственным, кто понимал жизнь. Наши люди старались не думать о том, что окружает стойбище. Главное было – сытый желудок и теплой яранге. Что еще нужно человеку? Мы не видели мир дальше черты, где небо касается земли. Никто не подозревал, что мы жили жизнью, недостойной человека. Страхи отпугивали наши мысли, и разум стал тягостен для нас, потому что он беспокоил, сеял сомнение… Это было давно. Теперь люди стойбища обрели человеческую потребность думать и беспокоиться о собственной жизни. Поэтому они пошли учиться, пересилив страх перед неведомым. Они больше не хотят жить оторванными от других людей…
Коравье приумолк, собираясь с мыслями.
– Мои земляки понимают, что они еще далеки от соплеменников, живущих в колхозах. Желание стать колхозниками большое, но мы можем и подождать… – сказал он и виновато поглядел на Праву. – Я все сказал, кончил.
Коравье вздохнул, будто свалил с себя большую тяжесть, и уселся на стул.
Попросила слова Елизавета Андреевна.
– Никогда не поздно принять стойбище в колхоз. Пусть люди привыкнут к незнакомым вещам, понятиям. Вот и сам Коравье, хотя и является уже членом нашего колхоза, такого же мнения, – сказала она веско и значительно.
После Елизаветы Андреевны поднялся с места Ринтытегин.
– Я бы принял стойбище Локэ в колхоз не откладывая… Вот только мы боимся, что пострадают наши показатели… – Он говорил глухо, как больной.
Секретарь райкома удивленно перебил его:
– Постойте, какие показатели?
Ринтытегин выложил все начистоту.
В кабинете послышался смех. Елизавета Андреевна густо покраснела:
– Вам смешно, а мы можем остаться без автомашины… и…
Николай Овтович укоризненно произнес:
– Вот уж не ожидал от вас, Елизавета Андреевна… Как же так? Вы себе не представляете, какую силу получите вместе со стойбищем Локэ! Она не сравнима с автомобилем. Если уж на то пошло, то машину вы сможете купить. Когда стадо стойбища перейдет к вам, у вас сразу повысится количество товарного мяса, а значит, появятся деньги.
Елизавета Андреевна повернулась к Праву и с горечью сказала:
– И что же вы наделали! Могли бы мы быть и со стойбищем и с автомашиной… А теперь…
Платок у председателя сбился, и вся она в эту минуту выглядела жалкой, растерянной…