В долине Маленьких Зайчиков
Шрифт:
– Если бы не он, мы бы давно были колхозниками, – заявил старик решительно. – Мутил Локэ нам разум.
Выждав удобный момент, Коравье предупредил его, чтобы он не очень-то распространялся о своем недавнем камлании.
– Только не забудь дать мне трудодень, – шепнул Эльгар.
Вернулись из стада Зубов, Геллерштейн, Инэнли, Рунмын и другие пастухи.
– Для такого стойбища стадо очень большое! – не скрывая удивления, сообщил Геллерштейн. – Около трех тысяч голов по приблизительным подсчетам. Содержится в образцовом порядке. Олени упитанные, преобладает маточное поголовье.
Приехал Ринтытегин. Он обошел все яранги и поговорил с каждым хозяином.
– Обыкновенные чукчи, – заключил он. – Будут отличными советскими гражданами.
Вечером собрались в яранге Коравье. Росмунта разделывала оленью тушу на ужин, Наташа помогала, ей. Елизавета Андреевна нянчила Мирона. Мужчины принесли лед, накололи его в большие чайники и развели жаркий огонь в костре.
В чоттагин то и дело входили гости. Пришел и старик Эльгар. Он присел рядом с Ринтытегином и долго молча смотрел, как тот пишет в блокноте.
– Быстро чертишь на бумаге, – восхищенно сказал Эльгар. – Как заяц на свежем снегу.
– Заяц оставляет бессмысленный след, а тот след, который я оставляю на бумаге, имеет смысл, – ответил Ринтытегин.
Эльгар закивал в знак согласия.
– А ты разве не учишься в вечерней школе для взрослых? – спросил Ринтытегин.
– Нет. Сильно болел. У меня сломано ребро. Пострадал я от врагов колхозной жизни – Мивита и Арэнкава.
– Лечись! – строго сказал Ринтытегин.
– Можно и полечиться, – осторожно согласился Эльгар. – Надо помогать друг другу… Я ведь не против колхоза. И погоду хорошую сделал, чтобы вы скорее приезжали.
– Что ты мелешь! – сказал Ринтытегин. – С такими мыслями нельзя называться советским человеком! Тоже мне – творец хорошей погоды!
Эльгар обиженно заморгал:
– Меня просил Коравье. Даже обещал трудодень дать. Выходит, я зря старался? В моем возрасте это нелегко, и голос мой уже не имеет той силы, когда я был полон могущества!
Коравье, с волнением слушавший этот разговор, не знал, куда деваться от стыда. Ринтытегин повернулся к нему:
– Это правда?
Коравье лишь молча кивнул.
Ринтытегин отложил в сторону блокнот.
– Как же так, Коравье? – укоризненно сказал он. – Мы тебя считали передовым человеком, а ты поступил, как отсталый элемент.
– Сам не знаю, как это получилось, – стал оправдываться Коравье. – Всем так хотелось, чтобы скорее настала хорошая погода. Пастухи просили… Сначала я не хотел, но потом согласился… Уж очень всем хотелось скорее вступить в колхоз.
– Ладно, – смилостивился Ринтытегин. – Поскольку шаманское действие было произведено с целью помочь Советской власти, то я считаю вопрос закрытым.
– Как это закрытым? – всполошился Эльгар. – А мой труд?
– Послушай, – ответил ему Ринтытегин. – В нашем государстве ценится только такой труд, который движет нас к коммунизму, служит созданию чего-то… Твое же камлание совпало с улучшением погоды. Кроме того, этот религиозный обряд – признак отсталости…
– Выходит, я отсталый человек? – совсем расстроился Эльгар. – Я от чистого сердца хотел помочь, хотите верьте, хотите нет.
Ринтытегин не мог не поверить искреннему огорчению старика.
– Не обижайся, старик. Что делать? Твои методы устарели. Придется тебе менять квалификацию, переучиваться.
– Но я уже не молодой, чтобы переучиваться, – возразил Эльгар. – Мои глаза плохо видят, руки не могут твердо держать палочку, которой ты наводишь след на бумаге.
– Все равно придется, – сказал Ринтытегин. – Доктор Наташа полечит тебя, и ты еще помолодеешь. Твои руки обретут твердость, глаза – зоркость. Тогда ты не только научишься читать и писать, а еще станешь ученым метеорологом. А? Вот будет здорово – бывший шаман Эльгар – метеоролог!
– Что это такое? – заинтересовался Эльгар.
– Ученый предсказатель погоды, – пояснил Ринтытегин.
Это немного успокоило старика, и он вместе со всеми принялся за вареное мясо.
Елизавета Андреевна ловко брала с кэмэны мясо и резала острым ножом у самых губ. Геллерштейн пытался ей подражать, но был осторожен и держал лезвие подальше от своего длинного носа, отчего куски у него получались большие и он долго не мог их разжевать.
Раскрасневшаяся и довольная Росмунта подавала одни лакомства за другими. Эльгар заметно опьянел и привязался к Геллерштейну, который ему особенно понравился. Шаман рассказывал о своем былом могуществе. Геллерштейн недоверчиво качал головой, и это еще больше распаляло самолюбивого старика.
– А ты можешь вот сейчас мигом уничтожить себе зубы? – спросил Геллерштейн шамана.
– Зачем мне уничтожать себе зубы? – самодовольно ответил Эльгар, алчно окидывая кэмэны. – Я еще не все попробовал.
– А вот я могу, – сказал Геллерштейн.
Эльгар пренебрежительно махнул рукой.
Колхозный завхоз на секунду отвернулся и открыл перед Эльгаром рот.
– Смотри.
Эльгар издал какой-то нечленораздельный звук, потом воскликнул:
– Какомэй! Что ты наделал? Как же ты теперь будешь без зубов?
– А ты не верил! – прошамкал Геллерштейн.
– Гляди, Росмунта! – закричал Коравье. – Он действительно обеззубел!
Росмунта всплеснула руками:
– Это ты виноват, Эльгар!
Шаман растерянно пробормотал:
– Я только немного засомневался…
Геллерштейн снова отвернулся, сунул лицо в рукав и предстал перед потерявшим речь Эльгаром во всем великолепии своих вставных зубов.
– Ты настоящий чародей! – восхищенно проговорил Эльгар. – Сколько живу на свете, впервые вижу человека, который может запросто уничтожить все зубы и тут же опять отрастить.