В долине Маленьких Зайчиков

Рытхэу Юрий Сергеевич

Праву помог поставить тарелки и стаканы. Наташа внесла чайник и миску, наполненную толченым мороженым мясом. При виде еды Праву ощутил такой голод, что должен был сдерживать себя, чтобы не обнаружить перед Наташей жадность. Несмотря на это, еда довольно быстро исчезла со стола.

– Я собираюсь ехать в районный центр, – сообщил Праву.

– Мне тоже нужно туда, – сказала Наташа. – Я бы поехала с тобой:

– Но я собираюсь сейчас, – сказал Праву.

– На чем?

Праву озадаченно посмотрел на Наташу. В самом деле, на чем он собирается ехать? В поселке собачья упряжка есть только у Ринтытегина. Не

так давно по предложению Геллерштейна всех остальных собак в Торвагыргыне уничтожили – они поедали много мяса, а пользы не приносили: редко кто ездил на них, предпочитая обходиться трактором, автомашиной или, чаще всего, самолетом.

– Ехать не на чем, да и погода не для путешествий, – сказала Наташа, глядя на замерзшее окно.

– Я все равно поеду, – решительно сказал Праву. – Пойду пешком до трассы и буду ловить машину: кто-нибудь да поедет из комбината на побережье.

Наташа подливала чай Праву, а он, не замечая этого, пил стакан за стаканом.

– Я поеду с тобой, – сказала Наташа.

– Что еще выдумала! – сердито сказал Праву. – В такую погоду!

– Но мне нужно.

– Когда утихнет пурга.

– Послушай, Николай Павлович, – тихо произнесла Наташа. – Вот что я тебе хочу сказать…

Праву насторожился: Наташа очень редко называла его по имени и отчеству. Она обращалась к нему или по имени, или просто – Праву.

– Не знаю, как ты отнесешься к моим словам, но я считаю, что должна тебе сказать… Ты за последнее время очень изменился…

Праву деланно усмехнулся, но Наташа не обратила внимания на его гримасу и продолжала тихо, но настойчиво:

– Когда ты впервые появился здесь, я подумала: каким он будет в тундре, среди разных людей? Боялась, не сумеешь найти себя, а сейчас вижу другим…

– Каким? – выдавил из себя Праву.

– Не сердись… Но вот что в твоей самостоятельности плохо – ты сторонишься товарищей… Может быть, и я бы тебе помогла. Ведь в одиночку далеко ли до ошибки?

– А-а! – протянул с усмешкой Праву. – Ты тоже против принятия стойбища в колхоз? А я-то думал, какое нравоучение прочтет мне сегодня доктор Наташа? Теперь понятно, что вы тут все сговорились! Но я прав.

– Праву – прав!.. – рассмеялась Наташа.

– Что ты надо мной смеешься! – оборвал ее Праву. – Неужели непонятно, что люди стойбища Локэ хотят в колхоз, и если мы сейчас их не примем, они будут глубоко обижены? Они вверили нам свою судьбу, и вдруг мы отнесемся к ним как к людям второго сорта. Ведь именно так они поймут наш отказ. Я уверен в своей правоте и не отступлю! Доберусь до райкома, если нужно будет – пешком пойду в область!

Наташа больше не смеялась. Она опустила глаза, потом вскинула их на Праву и сказала:

– Мы просто не поняли друг друга. Ты меня прости!

– А! Ладно! – Праву махнул рукой. – Придется мне одному пробивать это дело, если никто в Торвагыргыне меня не поддерживает. Я-то думал, что ты поймешь… Где моя кухлянка?

Праву вышел в коридор и стал торопливо одеваться. Попал головой в рукав, долго тыкался, а когда обнаружил ошибку, выругался:

– И кухлянки-то шить разучились!

Наташа молча наблюдала за ним.

Праву оделся и тут почувствовал, что напрасно накричал на девушку. Он смущенно сказал:

– Ты меня извини, Наташа, что я покричал немного. Такое уж дело… Надо действовать, пока не поздно. Когда вернусь, поговорим о моем характере… Ну, до свидания… – Тут Праву уже по-настоящему улыбнулся.

– До свидания, Николай, – сказала Наташа. – Желаю удачи.

Праву вышел в свистящую пелену снега и только тогда сообразил, что Наташа простилась с ним как-то необычно тепло. Он даже остановился, словно желая вернуться. Ветер пытался свалить его, пригнуть, сдуть с места. Праву потоптался в нерешительности и пошел дальше.

До шоссе Праву добрался сравнительно быстро. Дорога пролегала недалеко от Торвагыргына, и в тихий день пройтись до нее от поселка было просто удовольствием. Но в пургу этот путь намного удлинялся, и только крайняя необходимость могла погнать человека на шоссе.

Ветер дул Праву в спину и подталкивал с такой силой, что приходилось почти все время бежать, а когда забивало дыхание, Праву просто валился на землю и лежал, отдыхая. Хорошо еще, что ослаб мороз. В сильный ветер часто бывает так.

Добежав до шоссе, Праву остановился, решив ловить машину. Через дорогу, как вода через песчаную косу, переливалась пурга. На расстоянии двух-трех шагов ничего уже не было видно. Дорога была занесена. Никаких следов от автомобильных шин: видать, никто не проезжал здесь с той самой поры, как началась пурга.

Чтобы не замерзнуть, Праву стал ходить взад и вперед по дороге. Ветер бил сбоку, и скоро на кромке капюшона образовалась ледяная кайма. На ресницы налипал снег, и его приходилось обдирать: было больно и неприятно. Вскоре сырость проникла под одежду, и Праву почувствовал промозглый холод, который ничем нельзя было изгнать. Прошел уже час с той минуты, как Праву вышел к дороге, а машины все не было. Он стал подумывать о том, чтобы вернуться. Конечно, стыдно, но не замерзать же здесь, в получасе ходьбы от жилья. И в тот момент, когда он сделал первый шаг по направлению к поселку, послышался шум мотора. Из пурги вынырнула машина и остановилась возле Праву. Открылась дверца кабины. Выглянувший из нее шофер узнал Праву.

– Куда путь держите? – крикнул он.

– В районный центр! – В горло ворвался упругий ветер со снегом.

– Залезайте в кузов!

Праву влез в машину. Под брезентом лежали трое. Праву забрался к ним, улегся поудобнее и через несколько минут уснул, не успев перекинуться словом с попутчиками.

Ночевали в будке дорожного мастера, накрывшись тем же брезентом. Утром ветер приутих, но намел сугробы по всей трассе. Пришлось ехать вслед за бульдозером.

Добравшись до места, Праву сразу же направился в райком. Поднялся на второй этаж. В приемной секретаря никого не было, и он прошел прямо в кабинет, откуда слышался громкий голос секретаря, разговаривающего по телефону.

– А вот он и сам явился! – крикнул в трубку Етыльын, делая рукой знак, чтобы Праву садился. – Да, да. Не надо посылать на розыски. Всего хорошего, Елизавета Андреевна.

Секретарь райкома положил трубку на рычаг и с улыбкой посмотрел на Праву.

– Как добрался? – спросил он.

– Как видите, благополучно, – угрюмо ответил Праву. – Цел и невредим.

Ему не понравилось безмятежное лицо секретаря райкома.

– Я вижу, что цел и невредим. А тут звонила ваш председатель, беспокоилась. Говорит: ушел в неизвестном направлении.