В долине Маленьких Зайчиков
Шрифт:
Праву больше не стал расспрашивать, чтобы не портить вечера, однако фамилию Анциферова запомнил. «А не он ли снабжал спиртом Арэнкава и Мивита?» – вдруг мелькнула мысль.
Нутэвэнтин был весел и радушен. Он шутил, поддразнивал Мильгына; старик снова, уже в который раз, громогласно заявлял, что ему наплевать на международное положение и берлинский вопрос.
– Было бы в нашем стаде хорошо! – горячился старик. – А они пусть сами разбираются. Не дети!
Кэлетэгин изредка выходил из домика и возвращался, облепленный снегом. Каждый раз поднимал большой палец и показывал его Бычкову.
Когда гости стали собираться к себе, Нутэвэнтин подошел к Праву.
– Вот какое дело, – начал он, слегка запинаясь, – мы тут поговорили и решили…
– Просить, чтобы меня оставили в бригаде, – отрубил разом Бычков.
– Как – оставить? – растерялся Праву. – А мы как?
– Все обдумали, – сказал Бычков. – Трактор поведет Кэлетэгин, Сергей Володькин хорошо знает киноаппаратуру. А я тут помогу людям. Бригадир уж очень просит.
Прежде чем Праву что-нибудь сообразил, его опередила Наташа. Она вскинула на Бычкова восторженные глаза и воскликнула:
– Молодец, Бычков!
– Это ты здорово придумал, – поддакнул Володькин. – Я уж как-нибудь справлюсь с аппаратурой.
– Я рад за тебя, Бычков, – присоединился к ним Праву. – Оставайся!
Агитпоход подходил к концу. Последним на пути стояло стойбище Локэ.
Коравье скрывал свою радость, но помимо воли каждое движение, каждое слово выдавали ее.
Когда достигли знакомых гор, он пересел в кабину к Кэлетэгину.
– Я покажу, где лучше ехать, – сказал он. – Там много горячих источников – попадет трактор на талый лед, будет беда.
Подъезжали к стойбищу Локэ со стороны Гылмимыла. Пар бушевал над ледяным руслом реки. Издали казалось, что на снегу борются два великана и пот их разгоряченных тел поднимается над землей. Здесь и в самом деле встречались две могущественные силы природы – жара и холод, и след их борьбы – горячий пар – был виден далеко. Много лет идет эта жестокая борьба, и пока победа никому не досталась. Зимой злорадствует холод, с яростью накидывается на Гылмимыл, отстаивающий маленький клочок талой земли. Зато в теплые месяцы торжествует жар солнечных лучей, которым помогает Гылмимыл. На целый месяц раньше, чем в других местах, здесь распускаются тундровые цветы и тугие ростки травы поднимаются к солнцу в окружении снега. Летом среди скудной тундровой растительности всегда можно отличить буйство зелени у Гылмимыла – источника чудодейственной целебной силы, черпающей могущество из самой глубины земли.
Показались яранги стойбища Локэ, блеснули окна школы, и Коравье так заерзал на сиденье, что Кэлетэгин озабоченно спросил:
– Неудобно сидеть?
– Ничего, – пробормотал Коравье. Он вспомнил автомобиль, на котором ему пришлось ездить по дороге, построенной русскими в тундре, и в душе посетовал на тихоходность трактора.
– А не может трактор быстрее ехать? – спросил он.
– Скорость можно прибавить, но боюсь оборвать трос, – ответил Кэлетэгин, понимая нетерпение Коравье. И чтобы успокоить его, сказал: – Ты подумай, какая получится картина, если мы поломаемся возле самого стойбища. Вот будет смех! Куда денемся от стыда?
– Это ты прав, – согласился Коравье.
Возле школы уже собрались встречающие. Коравье глазами отыскивал в толпе Росмунту.
– Вот она! – крикнул он и толкнул плечом Кэлетэгина.
– Кто?
– Моя жена!
– А-а, – протянул Кэлетэгин.
Коравье поглядел на тракториста. Не понимает, какая радость ждет Коравье. Не может понять – ведь он неженатый человек!
Жители стойбища встретили прибывших как своих давних друзей. Праву едва успевал отвечать на приветствия, а Наташу, едва она сошла на землю, тут же окружили женщины и увели – заболел чей-то ребенок.
– Заждались вас! – сказал Инэнли, пожимая по очереди руку Праву и Коравье. – Давно ждем. Почему так долго?
– Етти, Праву, – сказала Росмунта и застенчиво протянула руку.
– Глядите, за руки хватается! – насмешливо проговорил Коравье.
Праву испуганно отдернул руку.
Коравье был очень доволен.
– Это я вспомнил, как удивлялся раньше, – объяснил он.
В школе прозвенел звонок, и на улицу высыпала детвора, точь-в-точь как в любой другой чукотской школе. Ребята обступили трактор, трогали гусеницы, а кое-кто посмелее пытался даже взобраться в кабину.
Вслед за ребятами из школы вышли учителя. Праву понравилось, что они были одеты так же тщательно, как и в день открытия школы.
– Как идут дела? – спросил Праву, поздоровавшись.
– Не жалуемся, – улыбаясь, ответил Валентин Александрович. – Ребятишки стараются, прямо диву даемся, какая у них тяга к грамоте… А многие взрослые уже научились читать по складам. Кстати, с книгами для чтения у нас плохо, – пожаловался он. – Никак не добьемся, чтоб прислали из округа.
– Попозже зайду, потолкуем, – пообещал Праву и отправился в ярангу Коравье, куда зазвала гостей Росмунта.
– У меня и места и еды хватит, – говорила она радушно. – Консервы есть специально для Володькина.
Сергей что-то смущенно пробормотал, но от приглашения не отказался. Он еще не забыл своей вины, хотя Коравье никогда о ней не напоминал.
Пока варилась еда, Праву играл с подросшим Мироном. Мальчик быстро ползал по пологу.
– Чем ты его кормишь, Росмунта, что он у тебя такой толстый? – спросил Праву.
– Да он все ест, – ответила Росмунта, – что ни попадется ему, тащит в рот.
Росмунта на минуту перестала нарезать мясо и пристально поглядела на Праву.
– Тебе тоже пора иметь собственных детей, – просто сказала она.
Праву смутился и не нашелся, что ответить.
Но Росмунта больше не возвращалась к этому разговору, как человек, давший разумный совет, не нуждающийся в повторении.
После еды Праву и Коравье вышли прогуляться по стойбищу. На улице было оживленно: признак того, что люди живут сытно и имеют, таким образом, вдоволь счастья, нужного тундровому человеку.