В долине Маленьких Зайчиков
Шрифт:
Инэнли, поразмыслив, схитрил:
– Русские не любят таких шаманов, которые вредят жизни людей. А тех, кто помогает, они даже отличают.
– Мы хорошо помним, как ты повернул ветер около Большого озера, – льстиво напомнил Рунмын. – Мы верим в твою силу.
– Но русские не верят! – взвизгнул шаман. – Даже Коравье не верит!
Инэнли вопросительно посмотрел на товарища и сказал:
– Коравье нас послал к тебе.
– Ты врешь, – отрезал Эльгар.
– Разве мы тебя обманывали? – обидчиво сказал Рунмын. – Мы готовы поклясться на жертвенной крови.
– Хорошо, – неожиданно согласился шаман. – Я попробую. Если русские и Коравье и вправду верят мне, тогда мое камлание погасит пургу, а если нет – значит, не верят и мешают.
– Попробуй, попробуй, – в один голос обрадованно сказали Рунмын и Инэнли.
Рунмын побежал с радостным известием в стадо, а Инэнли остался помогать шаману.
Прежде всего они с большим трудом разыскали врытых в землю деревянных идолов. Инэнли очистил их от снега и помазал им губы жертвенной кровью и жиром. Затем помог Эльгару приготовить жертвоприношение Закату, Восходу и Зениту. Кусочки мяса и жира, сдобренные священным шепотом Эльгара, разбросали вокруг яранги.
Однако самое главное действие Эльгар не спешил начинать. Когда Инэнли выказал нетерпение, шаман сердито заметил:
– Ты думаешь, очень легко прекратить ветер? Тут нужна сила! Принеси мне жирного оленьего мяса.
Инэнли с готовностью побежал в стадо, и Коравье скрепя сердце велел заарканить и зарезать жирного оленя.
В яранге шамана уже ярко пылал костер. В котле в ожидании мяса клокотала вода. Старый Эльгар, как бы помолодевший и забывший свои недуги, сидел у огня и чинил старый бубен, обтянутый звонкой кожей из желудка моржа.
Мясо сварилось, и Эльгар пригласил отведать еду и Инэнли.
За трапезой старик сказал:
– Слышишь, ветер притих.
Инэнли прислушался: действительно, ветер вроде бы стал тише.
– Ты думаешь, отчего бы это? – хитро прищурившись, спросил Эльгар. – Как объяснишь? Сама ли природа хочет утихомириться или помогли наши жертвоприношения?
Вопрос был коварный, но Инэнли не задумываясь бодро ответил:
– Я думаю, что подействовало наше жертвоприношение. Иначе отчего бы стихать ветру?
Эльгар пристально посмотрел прямо в лицо Инэнли. В маленьких глазках шамана, спрятанных за толстыми веками, светился огонек сомнения.
Шаман облизал жирные пальцы, выпил залпом большую миску теплого оленьего бульона и сказал:
– Начнем. Буду камлать.
Он нырнул в полог. Оттуда вылезли его домочадцы и уселись вокруг костра, притихшие и сосредоточенные в ожидании священного действия.
Сначала послышался тихий рокот бубна, прерываемый монотонным пением. Иногда бубен угрожающе гремел, священная палочка трепетно билась о деревянный обод.
Пение то усиливалось, то слабело. Голос Эльгара то перекрывался воем ветра, то сливался с ним, а иной раз так слабел, что, казалось, ветер вошел в чоттагин и полог.
Потрескивал костер, разбрасывая искры; люди, ждущие чуда, подремывали у костра.
Инэнли тоже клонило ко сну – мало пришлось спать в последние дни. Он прислонился к стене яранги, закрыл глаза и сразу же погрузился в сладкий, без сновидений сон…
– Инэнли, вставай! Пурга кончилась!
Инэнли вскочил. Костер давно потух. В дымовое отверстие яранги гляделись звезды, запорошенные мерцающим светом полярного сияния. В пологе было тихо; было тихо и за стенами яранги.
Инэнли осмотрелся и увидел рядом с собой Эльгара. У шамана было утомленное лицо и руки заметно дрожали.
– Что ты скажешь, Инэнли? – тяжело дыша, спросил он. – Как моя работа? – шаман не мог скрыть гордости.
Инэнли не сразу нашел, что ответить.
– Вот что я тебе скажу, Эльгар, – проговорил, подумав, Инэнли. – Я знаю, что в колхозе за работу дают трудодень. Когда нас примут в колхоз, я скажу, чтобы тебе заплатили за сегодняшнюю работу самый большой трудодень! Спасибо тебе, Эльгар!
С наступлением хорошей погоды настроение жителей стойбища Локэ заметно поднялось. Из всех дымовых отверстий яранг к небу вздымались густые клубы дыма, нарты не успевали подвозить хворост.
Никогда в этом затерянном в чукотской тундре стойбище не было столько приезжих. Сначала пришел один трактор. Потом второй. Каждый из них тащил огромные сани, полные людей.
Большинство приезжих остановилось в школьном доме, но много гостей было и у Коравье.
Росмунта сбилась с ног, приготовляя чай. Ей пришлось взять чайники у соседей. Перекормленный сладостями Мирон хныкал от боли в животе, но не выпускал изо рта большую конфету, от долгого хранения затвердевшую до каменного состояния.
Стадо подогнали поближе к стойбищу. Несколько человек пересчитывали оленей.
Праву вместе с Наташей ходили по ярангам, составляя список жителей. Почти всюду их угощали, отказываться было неудобно, и не успели они пройти треть стойбища, как от сытости уже еле волочили ноги.
Праву пользовался случаем побольше узнать о жителях стойбища, об их прошлой жизни. Одни рассказывали охотно, другие сообщали о себе самые скудные сведения – стеснялись много говорить.
Большинство были коренными оленеводами, всю жизнь кочевали и вели происхождение от чаучу. Две малочисленные группы – родственники Арэнкава и Мивита – сравнительно недавно переселились с побережья и сохранили некоторые обычаи и привычки, заметно отличающие их от оленеводов.
Обойдя пятнадцать семей, Праву обнаружил, что его представление об отсталости жителей стойбища сильно преувеличено. Они здраво рассуждали обо всем, что касалось жизни. Вместе с тем в их понятиях было много нелепостей. Они напоминали некоторых верующих, которых он встречал в Ленинграде: истово помолившись богу, они садятся в трамвай и торопятся занять очередь на новейший телевизор.
Но больше всего Праву поразил Эльгар. Вечно больной и стонущий, старик на этот раз выглядел бодрым, как будто скинул лет пятнадцать. Шаман радушно встретил гостей и распорядился разлить по кружкам заранее приготовленный чай. Охотно отвечал на вопросы, хвастался своими шаманскими успехами, ругал Локэ.