В доме своем в пустыне
Шрифт:
А еще, раз-другой вдень, в квартал заворачивала голубая «де-сото» Хромого Гершона, водителя такси, который снимал квартиру во втором подъезде первого блока. Один мальчишка, который жил там же, но этажом выше, — его имя я хорошо запомнил, потому что мать звала его из окна не иначе как «Амо-о-а-а-с!», и когда она выпевала это имя, то под конец маленькое округлое «о» ее рта распахивалось в широкий прямоугольник «а», — так вот, этот «Амоас» рассказывал нам, что Хромой Гершон скрывает в штанах протез, а в багажнике машины — «томаган» [32] . И хотя никто из нас никогда не видел ни того, ни другого, ни протеза, ни «томагана», даже их предполагаемого существования было достаточно, чтобы меня каждую ночь охватывал жуткий страх, когда Хромой Гершон возвращался с работы и по стене моей комнаты медленно проползали
32
«Томаган» (искаж. от «томмиган», англ.) — пистолет-пулемет.
Этот Амоас был довольно противный малый, весь состоявший из новостей и слухов, которые всегда казались сомнительными и неизменно оказывались верными. В Иерусалим он приехал из «Рананы» [33] , как он называл свое прежнее место жительства, и хотя был из религиозных и носил на голове вязаную кипу, быстро подружился со всеми детьми квартала и влез во все местные секреты. Кроме истории с «томаганом» Хромого Гершона, он поведал нам еще о «каменной шкатулке» Авраама-каменотеса, в которой «денег навалом, но крышка такая тяжелая, что ни в жисть не откроешь, даже замка не надо», и сказал, что знает место, откуда можно подглядывать в комнаты слепых девочек, когда они раздеваются перед сном.
33
Ранана (искаж. от «Раанана») — город к северу от Тель-Авива. Во времена, описываемые в романе, иммигранты из разных стран привносили в иврит свое произношение. Мальчик Амоас проглатывает длинный звук «аа» в таких ивритских словах, как «Раанана» или «Баал-Шем-Тов».
— Только нужно очень тихо, а то они ужас как слышат, эти слепухи, — шепнул он, когда мы прокрались туда. А на обратном пути вдруг объявил: — Нет, правильно говорят, что самолучшее — это когда зрячий мужик женится на слепой бабе!
— Почему? — спросил я.
— Алеф, он может делать, что захочет, она все равно ни фига не увидит, а бет [34] , потому как она его будет все время шшупать.
Однако это его утверждение опровергли сами слепые дети, которые сказали мне, что наоборот — самое лучшее и общепринятое — это когда слепой мужчина женится на зрячей женщине.
34
Алеф, бет — первые буквы ивритского алфавита. В иврите буквы имеют также численное значение. Буква «алеф» соответствует числу один, «бет» — числу два.
— Почему? — спросил я.
— Потому что слепая женщина не может так прибрать в доме, как зрячая, — сказали они.
Я помню, что этот ответ вызвал у меня какое-то неясное разочарование. Прошли годы, и, уже став «юношей по всем приметам и признакам», как выражалась Большая Женщина, я завел себе привычку спрашивать разного рода женщин, какое сочетание, по их мнению, предпочтительней в браке: зрячий мужчина и слепая женщина или наоборот, — и в результате наслушался множества ответов, как на подбор весьма практичных и скучных, кроме двух, твоего и Роны. Ты сказала, что самая лучшая пара — это зрячая женщина и слепая женщина, а Рона, моя бывшая жена, моя нынешняя возлюбленная и моя будущая беда, сказала, что вопрос глупый, потому что все супружеские пары в мире состоят из слепого мужчины и зрячей женщины.
Я не раз встречал Хромого Гершона также при свете дня, когда он медленно ехал в своем такси по нашей грунтовке. Иногда он останавливался возле меня и окликал: «Рафаэль, слышь, Рафаэль! Я знал твоего отца, доктора Майера. Он мне жизнь спас во время войны [35] . Ну, человек был! Ну ничего не боялся, ни снарядов, ни пуль, возился с моей ногой прямо под обстрелом. — Потом он медленно-медленно трогал с места, и голос его словно вытекал из удаляющегося окна: — Неправильно это, не пристала ему такая смерть. Ну, прямо как маленький чертенок был… человек что надо…»
35
Война — здесь Война за независимость (1947–1949), которую вели евреи Палестины
Жизнь Хромого Гершона была спасена, но нога его была раздроблена, и через несколько дней врачи в Афуле отрезали ему ее совсем. Он пролежал в больнице целый год и вышел оттуда с протезом и с «зеленым билетом» [36] — сочетание слов, которое Бабушка произносила с тем же завистливым волнением, что и «член кооператива „Эгед“».
Посеребренный лебедь со сладострастно изогнутой шеей сверкал на широкой голубизне капота его машины. Каждый день Хромой Гершон до блеска надраивал все выпуклости своего «де-сото», с особенным усердием обрабатывая серебристого лебедя и хромированные клыки между фарами. Этот лебедь прямо-таки завораживал всю детвору нашего квартала, но никто не осмеливался даже прикоснуться к нему, потому что простая логика убедительно подсказывала, что Хромой Гершон, ни минуты не колеблясь, выхватит из багажника свой боевой «томаган» и всадит очередь в любого, кто первым протянет руку к его заветному лебедю.
36
Зеленый билет — свидетельство об освобождении от военной службы.
А еще у Гершона был старик домохозяин, из ветеранов Дома сумасшедших. У этого старика было несколько квартир в нашем квартале, и он зарабатывал, сдавая их внаем. Каждый день он выходил из Дома сумасшедших, спускался на главную дорогу, подымался возле Дома слепых и шел, опираясь на палку, в наш квартал — поприветствовать свои квартиры и проследить за их жильцами. В квартале все называли его «Мать-Перемать», потому что во время ходьбы он непрестанно сквернословил, как будто задавая этой бранью ритм своим ногам или же смысл — своей жизни, а может, и то и другое сразу.
Мы не раз видели, как он топал по дороге, оставляя за собой висящий в воздухе шлейф гневных словесных обломков и продавленные палкой ямки в пыли. Он всегда начинал обход с первого блока, где с усилием втаскивал свое тело во второй подъезд, взбирался на второй этаж и, даже не думая постучать, входил в квартиру Хромого Гершона, открывая ее своим ключом.
«Хоть он и псих, а ничего не забывает», — говорила Черная Тетя.
Мать-Перемать проверял, все ли краны на месте, не снял и не унес ли Хромой Гершон дверь от квартиры, раковину из туалета или ручку от окна, а затем входил в спальню, чтобы убедиться, что у Гершона не ночевали какие-нибудь «гостьи», поскольку «гостьи», как известно, имеют привычку, поднявшись поутру, заявить, что у них есть права на человека, с которым они переспали, а также на квартиру, в которой они ночевали, и примеров этому пруд пруди.
Из квартиры не раз доносились страшные крики, и мы, квартальная детвора, всё надеялись, что в один прекрасный день Хромой Гершон выхватит из багажника машины свой боевой «томаган» и наконец-то всадит очередь в своего психованного домохозяина — как потому, что нам очень хотелось увидеть настоящее убийство, так и затем, чтобы раз и навсегда завершить спор с задавакой Амоасом: есть у Хромого Гершона этот «томаган» или нет.
Так или иначе, но в тот момент, когда у нашего дома появился армейский «виллис», я сидел на одной из скал на обочине грунтовой дороги и вместе с соседскими детьми смотрел, как «Слепая Женщина» учит семерых своих воспитанников. Со всеми с ними я играл и все их имена запомнил навсегда, из-за той особой мелодии, которую им придавало непривычное ударение на предпоследнем слоге [37] , но так никогда и не научился различать, кто из них Аврам, а кто Яков, а кто Давид, или Герцель, или Шимон, или Ави, или Рувен.
37
Ударение на предпоследнем слоге — правильные ударения еврейских имен в иврите обычно приходятся на последний слог.
Я написал «Слепая Женщина» в кавычках, потому что так ее называли все жители нашего квартала. Она жила и работала в Доме слепых и очень выделялась среди всех прочих его обитателей. Как все слепые в частности и братья по несчастью вообще, обитатели этого дома были очень похожи друг на друга (четверо Наших Мужчин, каждый в своей рамке, тоже кажутся мне иногда похожими друг на друга), тогда как она была совершенно иной — высокая, прямая, со звонким голосом и парой зеленых глаз, слепота которых угадывалась не сразу.