В доме веселья
Шрифт:
Чашка чая в тишине, вдали от шума и уродства, на миг показалась единственным утешением, которое Лили могла вынести. Несколько шагов, и они очутились у дверей названной гостиницы, а мгновение спустя Роуздейл уже сидел напротив нее и официант ставил между ними поднос с чаем.
— Может, каплю коньяка или виски сначала? Вид у вас совсем измученный, мисс Лили. Ну, заварите чай покрепче, официант, и принесите подушку под спину леди.
Лили слегка улыбнулась приказу заварить чай покрепче. Это было искушение, которому она сопротивлялась с трудом. Ее тяга к сильным стимуляторам вечно
Когда она откинулась на спинку стула, веки уже опускались в полной апатии, но первый глоток тепла вернул оттенки жизни ее лицу. Роуздейл снова испытал мучительное удивление перед ее красотой. Тени усталости под глазами, болезненные голубые ниточки на висках очертили яркий блеск волос и губ, как будто вся ее жизненная сила прилила именно туда. На фоне скучно-шоколадного цвета обоев ресторана чистота ее лица выделялась так, как никогда не случалось даже в самых ярко освещенных бальных залах. Он смотрел на нее с неприятным опасением, как будто ее красота была сродни забытому врагу, долго лежавшему в засаде, а теперь заставшему его врасплох.
Чтобы разрядить напряжение, он попытался взять легкомысленный тон:
— Однако, мисс Лили, я не видел вас целую вечность. Я не знаю, что с вами произошло.
Но, произнеся это, Роуздейл уже останавливал себя, с неловкостью понимая, что подобный тон может далеко завести. Хотя он не виделся с ней, он слышал многое, знал о ее связи с миссис Хэтч и последовавших слухах. Когда-то он усердно вращался в окружении миссис Хэтч и столь же усердно избегал его теперь. Лили, восстановившая благодаря чаю обычную ясность ума, легко читала его мысли и отозвалась с легкой улыбкой:
— Вы вряд ли могли что-нибудь прослышать, я присоединилась к рабочему классу.
Он смотрел на нее с неподдельным изумлением:
— Что вы имеете в виду? Что, черт побери, вы сделали?
— Учусь на модистку… по крайней мере пытаюсь учиться, — поспешно уточнила она.
Роуздейл даже присвистнул от удивления:
— Бросьте. Вы шутите, не так ли?
— Совершенно серьезно. Я должна зарабатывать себе на жизнь.
— Я понимаю, я думал, что вы с Нормой Хэтч.
— Вы слышали, что я была ее секретарем?
— Что-то в этом роде, полагаю.
Он наклонился, чтобы снова наполнить ей чашку.
Лили догадалась, что тема эта для него довольно щекотливая, и, взглянув на него, вдруг сказала:
— Я ушла от нее два месяца назад.
Роуздейл продолжал неуклюже вертеть в руках чайник, и она поняла — он наверняка слышал, что о ней говорят. Но о чем вообще Роуздейл не слышал?
— Но разве это была не тихая гавань? — поинтересовался он в попытке взять непринужденный тон.
— Слишком тихая, словно тихий омут.
Лили положила руку на стол, вглядываясь в Роуздейла пристально, как никогда. Импульс, с которым невозможно было совладать, потребовал исповедаться именно этому человеку, от любопытства которого она так яростно всегда защищалась.
— Вы же
Роуздейл выглядел слегка озадаченным, и Лили вспомнила, что иносказания не были его сильной стороной.
— Это место было вас недостойно, так или иначе, — согласился он, погружаясь в свет ее открытого взгляда и утопая в неведомых доселе глубинах интимности; он всегда кормился косыми взглядами, взглядами, которые вспорхнут и тут же спрячутся в укрытие, а сейчас увидел в глазах, устремленных к нему, задумчивую пристальность и был почти ослеплен.
— Я ушла, — продолжала Лили, — чтобы не давать повода говорить, будто я помогаю миссис Хэтч окрутить Фредди Ван Осбурга. Как будто он слишком хорош для нее! Хотя, поскольку говорят все равно, я думаю, что спокойно могла бы там оставаться…
— Ох, Фредди. — Роуздейл отмел тему как незначительную, что показывало, как он успел вырасти. — Фредди не в счет, но я знаю, что вы не были замешаны в этом. Не ваш стиль.
Лили слегка покраснела: она не могла скрыть от самой себя, что его слова ей приятны. Ей захотелось остаться, выпить еще чаю и продолжать говорить о себе с Роуздейлом. Но старая привычка соблюдать приличия напомнила ей, что пора закончить беседу, и Лили чуть приподнялась, отодвинув стул.
Роуздейл остановил ее протестующим жестом:
— Погодите, не уходите еще, ну, посидите спокойно, отдохните хоть чуточку, вы выглядите совершенно измотанной. И вы еще не рассказали… — Он прервался, сообразив, что зашел дальше, чем намеревался.
Она заметила борьбу и поняла ее, осознав также и природу очарования, пред которым он отступал, а он, не отрывая от нее взгляда, начал снова резко:
— Но о чем это вы, черт побери, только что говорили — пошли, мол, учиться на модистку?
— О том и говорила. Я подмастерье у Регины.
— О боже — вы! Зачем? Я знаю, что тетя вас подвела, миссис Фишер все мне рассказала. Но вы же получили какое-никакое наследство от нее.
— Я унаследовала десять тысяч долларов, но получу их только следующим летом.
— Ага, но… смотрите, вы же можете взять в долг, как только захотите, под обеспечение будущих поступлений.
Она печально покачала головой:
— Нет, именно эту сумму я уже должна.
— Должны? Все десять тысяч?
— До последнего пенни… — Она помолчала, а потом быстро продолжила, не отрывая глаз от него: — Я полагаю, Гас Тренор однажды упоминал, что выиграл для меня на бирже?
Она ждала, а Роуздейл, сильно смутившись, пробормотал, что помнит нечто подобное.
— Он заработал около девяти тысяч, — продолжала Лили с той же доверительной интонацией. — Тогда я думала, он спекулирует моими деньгами, что было крайне глупо, но я же ничего в делах не понимала. Потом я обнаружила, что он не трогал моих денег, а на самом деле дал мне свои. Это, конечно, был добрый поступок, и я очень обязана Тренору, но с подобными обязательствами следует расквитаться как можно скорее. К несчастью, я потратила деньги, прежде чем поняла свою ошибку, и наследство пойдет на выплату. Вот почему я пытаюсь овладеть профессией.