В других краях

Пахоменко Юлия

Мистер Потомак выглядел растерянным.

– Овсия... Я не понимаю... Какое есть имя? О, я не могу запоминать такой сложный русский имена! Можно, я запишу?
– и он быстро достал из кармана кожанную записную книжку.

Сопровождающий что-то негромко сказал ему на ухо. Потомак согласно закивал:

– Да, да, конечно, это есть только для меня. Чтобы я мог обращаться по имени конкретно!

Молодой человек учтиво обратился к Женьке и осведомился, можно ли мистеру Потомаку называть ее просто Женя. Она кивнула. Такие китайские церемонии! Интересно, он что, собирается здесь еще долго бывать и много разговаривать?

По крайней мере в этот раз мистер собирался пообщаться как следует. Он обрадовался,

что в его присутствии Женька не превращается в восковую куклу, и всячески выказывал свои благие намерения.

– Можете называть меня Алекс, э... Женья. Какую красивую вещь вы сделали! Вы долго работали? Вы этому учились? О, это очень большая, славная работа! Это вы заканчивать уже или нет?

Женька потихоньку отвечалана вопросы, поглядывая на приглаженного и Анну Леонидовну, и видела, что они вполне довольны таким милым разговором, и кары за общение с иностранцем ей вроде бы не грозит. Тут мистер Потомак все испортил.

– Мне очень нравится эта вещь - как вы ее называть? Да, кашпо.
– сказал он.
– Продавайте мне его! Сколько это будет стоить?

Анна Леонидовна прижала руки к груди. Ах, что он говорит? Что теперь делать? Ах, почему тут нет Каролины Борисовны?

Женька подавила в себе желание созорничать. Она подумала, девчонки будут потом ворчать, что она струсила и упустила такой шанс для создания маленького ЧП, но уж больно жалкий вид был у вспотевшей Анны Леонидовны.

– Я не продаю свои работы, - произнесла Женька важно и выдержала паузу. Вдруг оказалось, что ей не составляет никакого труда смотреть прямо в лицо мистеру Потомаку (у него был очень приятный, какой-то мягкий взгляд).
– Но эту я могу вам подарить. Через пять минут она будет готова.

Приглаженного вполне удовлетворило такое решение вопроса, и он быстро уверил смущенного Потомака, что это хорошо, что это нормально, в больнице всегда рады гостям и подарок от души - самый лучший сувенир. Чтобы не мешать Женьке, они вышли ненадолго из мастерской, а Анна Леонидовна так и осталась стоять, дрожащими пальцами расправляя на кашпо завернувшиеся кое-где уголки.

Забирая макраме, мистер Потомак долго благодарил Женьку и говорил, что рассчитывает еще когда-нибудь с ней побеседовать.

– Я забывать дать вам свой визитный карточка!
– воскликнул он напоследок.
– Если вы будете в наших краях, звоните, пожалуйста, я всегда буду рад встрече.

Женька не выдержала и засмеялась. Сколько уж она не смеялась, думала, что и разучилась вообще. А тут - пожалуйста, в такой опасный момент расхохоталась вовсю, настолько забавной показалась ей мысль "побывать в краях мистера Потомака".

Мистер, конечно, не понял причину ее смеха, но за компанию широко улыбнулся. Сопровождающий уже показывал ему на часы. Маленький квадратик плотной бумаги, врученный иностранцем, Женька аккуратно положила на край стола, откуда он тут же исчез.

– До свидания, до завтра!
– провозгласил мистер Потомак, выходя из мастерской, и закрыл за собой дверь.

Всем показалось, что в мастерской стало темнее.

х х х

В понедельник вечером Женька почувствовала, что сходит с ума. Собственно говоря, обстановка в отделении была вполне сумасшедшая, и всем обитателям третьего нижнего казалось, что у больницы едет крыша. Мистер Потомак наладился ходить сюда каждый день, и явился даже в субботу, что уж совсем ни в какие ворота не лезло. Хотя он и сказал накануне "До свидания, до завтра", девчонки решили, что это просто у него такое заученное прощание. Ведь выходные дни были в полном смысле "днями закрытых дверей"! Никаких процедур, обходов, комиссий - больница пустела в эти чудесные дни, давая хоть какой-то отдых от лечения и дисциплины.

Но "неразлучная парочка", как прозвали Потомака со своим сопровождающим, пришла и в субботу, и

в воскресенье. Чтобы было что им показать, Капитолине поручили организовать досуг пациентов в эти особенные дни, и она была в ударе. Наконец-то ей можно заниматься настоящей культмассовой работой! За полдня в одной из кладовок был оборудован замечательный красный уголок с газетами и журналами. Как по мановению волшебной палочки возникли кружки по пению, художественному декламированию стихов, составлению шарад и отгадыванию загадок. Нельзя сказать, что больные оказались благодарными участниками всех этих мероприятий, они все больше норовили усесться в кружок и поболтать вдоволь, но с помощью задушевной певицы тети Таси и безотказной Профессорши дела шли вполне успешно. Кино про зверей и природу крутили четыре раза в день! Было от чего решить, что мир сошел с ума.

Но у Женьки, в отличие от других, было тяжело на сердце. Какие-то странные мысли, нелепые чувства обуревали ее! Последние дни ей стало казаться, что все происходящее имеет к ней самое личное, самое непосредственное отношение... Как только мистер Потомак появлялся в отделении, Женька чувствовала на себе его пристальное внимание. Ей сразу начинало казаться, будто бы он хоть и слушал все, что рассказывала ему Капитолина, рассматривал наглядные пособия, задавал вопросы, но на самом деле только и ждал, когда можно будет наконец пойти туда, где сидит Женька (а она всегда усаживалась где-нибудь в уголке) и радостно объявить:"Женья, вот вы где, как ви поживайте?" И тут он уже усаживался поудобнее, вытаскивал из дипломата свои блестящие сладости, угощал собравшихся вокруг девчонок и заводил разговоры про жизнь.

Женька уже давным-давно не боялась этого здорового иностранца с длинными черными волосами, завязанными в хвостик, как у индейца. Вот на кого он показался ей похож! На индейца, нарисованного в детской книжке, одной из немногих, оставшихся еще от детства с родителями. Алекс был такой же большой, загорелый, с большими глазами и большим ртом, когда он смеялся. Теперь Женька могла общаться с ним без всякого стеснения: всем известно, что индейцы добрые и справедливые. Словно веселый вихрь поднимал ее на своих крыльях, когда начинался их разговор с шутками и прибаутками. Конечно, приглаженный сопровождающий сидел тут же и посматривал на всех своими доброжелательными глазами, но ему было бы не к чему придраться, разговор шел о совершенных пустяках. Наверное, Алекс и сам понимал, что надо выбирать безопасные темы, а Женька с удовольствием обнаружила, что почти ничего и не забылось, и она может спокойно болтать о природе, о деревенской жизни, о прочитанных книгах, о стихах. Так они просиживали до тех пор, пока приглаженный не начинал поглядывать на часы слишком часто. Тогда Алекс с видимым сожалением прощался, и обязательно прибавлял "до завтра".

Когда посетители уходили, Женьку начинали мучить подозрения: было ли все действительно так, как ей казалось? Нет, конечно же, нет, не станет важный иностранец проявлять какой-то особенный интерес к ее жалкой персоне... Все это глупости, бред от скуки... Но этот взгляд? Эта радость при встрече - только дань вежливости? Иногда Женька начинала бояться, что внимание к ней Алекса будет замечено девчонками, но в бесконечных вечерних разговорах услышала совершенно обратное: каждая из пациенток третьего нижнего гордилась замечательным отношением посетителя. Софка уверяла, что именно ей мистер Потомак протягивает коробки со сладостями. Фатима причитала:"Как смотрит, как он смотрит, а?", Раиса загадочно тянула:"На кого-то он, конечно, смотрит, да на тебя ли?" От этих разговоров Женьке становилось еще хуже. Ругая себя распоследней дурой, она старалась думать о чем-нибудь отвлеченном, но в ушах снова и снова звучал густой веселый голос:"Женья, а что есть чердак? О да, я имею дома чердак тоже! А сьеновал? Что есть это?"