В душной ночи звезда
Шрифт:
Собака Кондрата, умная Куля, почувствовала человека у весничек, но не залаяла, а услышав странные тихие слова, радостно завиляла хвостом, и Бод, легко вскочив на высокий замёт, спокойно спрыгнул во двор.
***
В доме Кондрата у младших детей хорошо ладилась игра. Кондрат-сницер нарезал многочисленной своей детворе всяких разных деревянных фигурок.
На большом столе квадратом лежали щепки: это двойняшки-шестилетки Лизавета и Катерина городили двор для своей скотинки. Вместе с коровами, лошадками, овечками и птицей
Четырёхлетний Стёпка забирал у девчонок щепу - править дорогу через болото. Для этого он отправил к двойняшкам двух деревянных солдат. Когда Бод спрыгнул с ограды во двор, Стёпкины солдаты как раз уносили в своё болото несколько щепок. А новые глиняные коровки, прекрасные коровки, покрытые на боках блестящей поливой, закивали головами, махнули хвостами и потопали прочь со двора.
– Наши коровки пошли!
– радостно завопили двойняшки.
Стёпка обернулся: солдаты под его командой мостили гать щепками, и он не видел, как ходят коровки. А девчонки столько ему об этом рассказывали!
И, правда, - убедился Стёпка - коровки, чуть переваливаясь, переставляли глиняные ноги по столу. Но коровки были не его игрушки, а значит ему, Стёпке, нечему особо удивляться, и он, надувшись, только важно пробурчал:
– Ну, и глядите теперь ваших любимых коровок, а не то их волки задерут!
– Нет, - стала спорить Катеринка, - мы загородим двор, отдай наши лучинки!
– И неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы не вмешался Кастусь:
– А на что, Стёпка, твои солдаты топчутся, если у хозяек в городе волки задерут скотину? Вот Лизаветка и Катеринка пожалуются дядьке войту, и он побьёт твоих солдат батогами - чего не закрыли ворота на гостинце?
Стёпка перестал спорить с девчонками из-за щепы.
Братец Кастусь уже почти большой. Скоро ему, как и старшим братьям, батька разрешит спать в светлице при бане. Стёпка давно решил, что с этим братцем ему нужно ладить. Тогда, может, Кастусёк попросит батьку, чтобы и ему ночевать в баньке? Стёпке ой, как не хотелось остаться одному мужику с бабами да девками в хате! Он так и не признался мамке: как-то десятилетняя Танюшка пошутила с ним, сказала, что, когда Кастусь перейдёт в баньку, они, девчонки, будут тискать щекастого пухленького Стёпку сколько хотят, и щекотать.
– А ты, Кастусёк, дай мне свою лодочку!
– с тоской обратился Стёпка к брату, которому отец уже позволил пользоваться ножичком, и теперь Кастусь за столом строгал из коры лодочки.
– Дай мне две лодки!
– Зачем тебе две?
– удивился мальчик.
– Я скажу солдатам, чтоб посадили в лодки всех девок: и Таньку, и Катьку, и Лизку, и Ганулю-соседку, - и свезли их за реку!
Все взрослые, кто был в светлице, засмеялись.
Пятнадцатилетняя Ульянка, теперь старшая над детьми, спросила Стёпку:
– А меня тоже отправишь в лодке?
– Нет, тебя оставлю. Ты не щиплешься. И чего тебя увозить, если мамка говорит, ты сама скоро поскачешь со двора!
– И Стёпка в который раз подумал, что проглядел, когда Ульянка научилась скакать со двора? Старшие братья умеют ловко прыгать через замёт, а как важная Ульянка в юбке дерётся на забор - непонятно.
Марья-хозяйка, чувствуя, что глаза у неё начинают слипаться и пальцы устали тянуть кудель, прекратила все эти разговоры, сказав, что на них лучины не напасёшься, и велела укладываться спать.
***
Анну словно кто-то позвал.
Это Он, - почувствовала Анна, мысленно спросила: "Где ты, сокол?"
"Я - под грушей. Видеть хочу тебя, Анна!" - принёсся дивный беззвучный ответ.
"Нехорошо мне выходить из дома в поздний час, - только и успела подумать строго воспитанная Анна.
– Что подумают?"
"Все спят крепко-крепко, верь мне, люба моя. Попробуй - разбуди кого!"
Анна и сама слышала: все домочадцы считали сны. В доме стояла тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом, посвистом мерного дыхания спящих людей. Старшие парни, спавшие порой шумным молодым сном, ночевали отдельно.
"Только бы не видел никто!" - охнула Анна.
И эхом отозвалось: "Никто нас не увидит, обещаю, Анна!"
Бод стоял под старой грушей. Эта огромная, толстая груша была так высока и ветвиста, что речицкие люди, если случалось им возвращаться из дальней дороги по гостинцу, издали, за несколько вёрст, различали вершину дерева и говорили: "Ну, вот и Кондратова груша! Скоро будем дома!"
Великолепное дерево указали в переписи имущества каморники, проводившие в городе волочную померу. Они посчитали размеры городских дворов в прутах*, перечислили, сколько в каждом дворе хлевов, клетей, жилых хат со светлицами; описали, сколько есть в светлицах лавок, столов, печей, чем мощёны полы, и в той же государственной бумаге, восхищаясь, отметили у хозяина Кондрата Седько "превеликое древо посредь двора"*.
Бод ждал, прислонившись к стволу спиной. Думал об Анне и знал, что она почувствует его приход.
Он сказал ей, что стоит под грушей, что очень, очень хочет её видеть. В этот поздний час все спят, и будут спать столько, сколько будет нужно: он постарался, чтобы все спали крепким счастливым сном. Никто их не заметит. Анна! Анна! Анна!
Легко отворилась дверь, и светлый силуэт обрисовался в темноте двора.
Бод, радуясь встрече, мягко ступая, подошёл. Анна остановилась, замерла, опустив ресницы.
– Здравствуй, милая!
– Здравствуйте!
– Я спешил к тебе.
– Я ждала.
– Хорошо ли, что мы встретились?
– Да...
– Хорошо, когда я рядом, лада моя?
– Да, хорошо...
– Я так и обещал, помнишь?
– Помню...
– Не боишься меня, Анна, голубка?
– Нет, не боюсь...
– Так почему же не поднимаешь очи?
– Бод был так близко, что чувствовал её тепло, не нуждался в ответе - понял.
– Ты сам всё знаешь. А я - не ведаю, что будет, если я взгляну на тебя? Может, мне лучше не смотреть тебе в глаза?