В душной ночи звезда
Шрифт:
Я понял, что одного купца зарезать мало. А что делать? Пока пособлял разгружать товар и носил мешки в спихлер, столько мозгами повертел. Потом додумался: Юрасику сказал, что дядьки хотят оставить у себя нашу Терезку, и нам её не отдадут. "Помогай мне, Юрась, - я должен спасти Терезу, и ящик батлейку, а лучше, и всё наше добро, всё унести потихоньку и спрятать, а потом мы убежим. Иди, Юрась, на берег, спрячься, куда скажу, и сиди тихо-тихо. Я поведу всех тебя искать, а сам вернусь на кораблик, заберу батлейку и узлы с сестриными одёжками, и подожгу проклятого!" Я отвёл братца, подсадил под крышу какой-то клуни, приказал лезть в дыру и сидеть внутри, не высовываться,
Тереза: что такое? Юзеф её успокаивает, и тут я говорю громко, чтобы люди на корабликах слышали:
– Юрась сказал, сбегает посмотреть чёрных ягнят. А нам ждать некогда, он сам вернётся и нас встретит. Тереза меня так ругала, так ругала! А я так оправдывался! Ушли мы. Представление, конечно, никто не ждал, сбор был совсем маленький и Юзеф потом удивлялся: что за люди такие в этом местечке - сами позвали, сами не пришли смотреть? Вернулись мы, а Юрася нет. Спрашиваем лодочников, не приходил ли Юрась? Нет, не приходил. Я обратно нёс ящик, не донёс, припрятал и его, и узлы. А на лодзяк принёс узлы, набитые соломой. Тереза обыскала всё, звала Юрася, кричала. Подняла всё местечко! Люди искали Юрася пол-ночи, потом разошлись. Мы на лодзяк не поднимались, ходили по задворкам, слонялись вдоль берега. Лето, рано рассвело: купцу отплывать пора, он в досаде, а мы по берегу ходим, и я глаз с Терезы не спускаю. Купец подкараулил Терезку, за руку её - хвать, да в охапку: "Всё, говорит, больше ждать не могу, отплываем, и ты с нами! И не вздумай кричать, я всем скажу, что ты сама с нами захотела, и бесстыжа!"
Тут я подскочил да как закричу:
– Вы украли нашего братца! Вы украли Юрася! Я сейчас всех людей соберу! Я расскажу, что вы маленького увезли! Вас догонят! Отдавайте братца! И я кричал про Юрася и обвинял купца, будто он детей продаёт, а про Терезу ни слова не сказал, как будто не вижу, что он её держит, и что сестра полотна белее. Его гребцы зашумели, чтоб отпустил девку, да и убрались чтоб они с этого места, а не то мешком прибитый хлопец, то есть я, и правда накричит неприятностей. Юзеф не знал, что и думать, и тоже стал грозиться купцу, как умел. Тогда купец плюнул, толкнул от себя Терезку, и рычал:
– Собачье отродье! Братцы полоумные! Шиш получите назад свои тряпки. Выкину всё к чертям в реку!
– И ругался, и ругался! А я в ответ кричал: "Братца отдайте! Отдайте братца!"
Люди на вёслах, пока выгребали на стремнину, мне доказывали, что и, правда, не трогали малого и в глаза его не видели. Так, поссорившись, мы расстались с купчиной, он всё равно с Юзефа содрал пенези за проезд. А Юзеф верил мне и жалел ящик и одёжу, - думал, что они на кораблике, - и плакал, расплачиваясь с купцом.
Потом я снял с крыши Юрасика, сказал, что он - мой самый лучший друг, я никогда не забуду ему эту услугу, и навсегда его должник. Юрась отвечал мне, что и он меня любит, и пойдёт за меня против любого врага.
И брат так и не признался никому, как было дело. Сказал, как я его научил, что заблудился, заснул, а я его нашёл.
У Ладуся на душе полегчало. Он кончил рассказывать.
Войт произнёс задумчиво:
– Да, сволочь купец... Ну, ты хитёр!
"Умыкнуть молодую девку - пустяк, сказать в оправдание можно всякое. Сколько таких сироток потом отирается по солдатским обозам? А подозрение в краже малого дитяти точно аукнулось бы купчине - дознаватели вцепились бы, как псы, на локтях бы повисли!"
– А на местных ребят тоже из-за Терезки в бой пошёл?
– Да, и за Зосю.
– И за Зосю!
– передразнил войт.
– Ещё одна невеста.
А сам подумал: "Ну, правильный парень, а кто ж, как не брат, сестёр защитит? Но что-то недоговаривает: хитёр! Вряд ли из-за этого ножик показал. Ой, хитёр, изворотлив. Вот уж растёт прощелыга! Без отцовского пригляда, без ремесла - что сам будет вытворять лет через десять?"
– Только из-за сестёр ссора?
– войт снова сделался грозен.
– Они называли нас шуликунами. И стражники ваши - тоже!
– На шуликунов обиделся? Оттого брыкался? А кто такие шуликуны - ты хоть знаешь?
– Знаю. В Менске ребята из татарской слободы мне говорили, что "шуликн" - это когда...
– тут Ладусь, бойкий парень, крутившийся среди всякого люда, в который раз пошёл пятнами, даже нос его вспотел, прошептал войту что-то, отчего у того глаза сделались круглые.
Войт несколько мгновений думал над услышаным.
"Это надо, я с мужиками бок-о-бок всю жизнь! И вроде знал, что такое бывает, а и не думал никогда в ту сторону.. . Ну, татары! Ну, народ!" - и войт сначала смущённо, а потом громко, от всей души, рассмеялся, и долго раскатисто хохотал, пока не проступили на глазах слёзы от смеха.
– Да, на такое и я бы обиделся, и заколол бы на месте всех! Ну, Владислав, ты мне глаза открыл, - продолжал смеяться войт.
– Только у нас, в наших землях, шуликун - слово не татарское, и на него не обижаются. По-нашему, шуликуны - это такие мелкие человечки, ничтожества такие, вредные. Они вроде как дети водяного или ещё какой-то нечисти, и живут эти дети самостоятельно, без родителей, по пустым хатам, по заброшенным местам. Оттого и наслышался ты, как вас сравнивали с шуликунами - вы тоже без отца, без матери растёте. Ну, иди, Владислав, к своим, Бог с тобой! И чтоб не озорничал здесь, в Речице. Когда уезжаете? Скоро? С ксендзом Матеушем, на Новоградок? Тогда и отдам твой ножик. Воин!
"Не отдам этот - стащит другой" - покрутил головой речицкий войт. Но Ладусь так и не явился за кинжалом: не посмел.
У ворот в замок, с другой стороны рва, стоял растерявшийся Юзеф, переминался, не решаясь подступиться...
Дети прибежали, сказали: Владислава повели с собой стражники, будто он грозился местным ребятам. Беда! Что ему, Юзефу, делать? Может, пойти за Терезой, а потом с ней - за Ладусем? А как пойти? Тереза в гостях в старостином дворе: сегодня банный день, будет там учить девушек плести косу вкруговую, да не просто, а чтоб держалась коса вокруг головы, и не растрепалась целую седмицу. Тереза - мастерица. И Зосю, конечно, за собой потянула. А его, Юзефа, там не ждут. Как пойти?
Ворота приоткрылись, из-за них вышел Ладусь - живой и здоровый, только немного взъерошенный и веки словно припухли.... По взрослому глянул на старшего брата, свёл к переносице соболиные брови, тряхнул светловолосой головой. Легко сбежал по мосту, мимо Юзефа, на ходу выхватил у того из рук свой поясок, спросил:
– Пояс Стась подобрал?
– Юрасик вернулся за ним...
– Молодец Юрась, - задумчиво протянул Владислав.
– Вы уже сходили к монахам?
– Без тебя не пошли. Не до еды было.