В душной ночи звезда
Шрифт:
Братья повернулись на вечеринке, но не задержались: так получилось, что у каждого на уме было разное, но ни один из них не хотел засиживаться рядом с девушками. Ну и повезло сыновьям Кондрата, вовремя ушли - в этот вечер городские ребята снова передрались с парнями из села пана Халецкого.
Василь, большой пересмешник, теперь в полутьме светлицы дурачился и смешил братьев, благо - батька не видел. Василь нацепил на голову штаны-ноговицы, закрутил штанины, спустив их как косы, спрятал два кукиша под просторной рубахой - груди и, задрав нос, стреляя глазами по сторонам, показывал, как гордо ходит Ульянка. Потом надул-выпятил
– Это Анна идёт!
– хохоча, угадал старший из братьев, Егор.
– Возьми в руки два ведёрка: девчонки на ней висят, Лизаветка и Катеринка!
Второй сын Кондрата, Иванька, смеялся громче всех, но внезапно щутил горечь: оказывается, не только он видел, как стройна Анна, как высоки её крепкие груди, как плавно идёт она - словно лебедь белая плывёт...
***
К Марье, хозяйке Кондрата, прибежала тёзка, соседская Марусечка. Просила отпустить Ульянку с девушками в лес. Осень задержалась тёплая, в сыром бору до сих пор лезли из-под опавшей листвы грибы.
Марусечка лопотала:
– Мы недалеко, вернёмся засветло! Люди говорили, что в Старой дубраве на пригорках полно сейчас боровичков. Наберём по корзинке, и прибежим обратно!
– Смотрите, девоньки, поздно надумались. Пока выберетесь, пока дойдёте, сейчас день короткий, не спознитесь, - отвечала Марья.
– А ваши парни по грибы с нами не хотят?
– спрашивала Марусечка, округлив и глаза, и пухлый ротик.
Марья у печи незаметно улыбнулась.
Марусечке зимой исполнится четырнадцать, и ранняя девка влюбилась по уши в её сына. И это бы ещё полбеды, но, похоже, Марусечке нравятся все трое. Никак девица не решила - кто из братьев ей милее?
Марья и Кондрат уже не раз пересмеивались, обсуждая, о ком вздыхает молодая соседушка?
– А ты, мать, наблюдай за парнями: не может быть такого, что все ей одинаковы: кто-то больше по сердцу, того и зацепит. А я на Марусе любого женю хоть сейчас.
– Ну-ну, - отвечала Марья, - ты так говоришь, потому что девка молода, отец замуж её ещё года три не пустит. И ты наших соколов от себя отпускать не хочешь. А Егора пора отделять: совсем взрослый, по девкам, наверное, тоскует, а ты его возле себя день-деньской держишь, и осмотреться по сторонам ему некогда.
Кондрат молчал: сыновей отделять не хотелось. Он ещё никак не мог смириться с мыслью, что парни заживут своими семьями. Но Марусечка действительно девка подходящая: редкостная девка. Она одна дочка у старого Тараса-кожевника. Сыновья Тараса - взрослые мужики, и у них дети почти в таком же возрасте, как Марусечка. Эта девонька - позднее дитя, последнее, и потому самое любимое. К тому же Марусечка удалась в отца, все крошки подобрала. Девка круглолицая, с зелёными глазами, с пухлыми яркими губами, а уж как ростом высока - может, не выше Кондратовых хлопцев, но и не ниже. Она всегда была наголову выше всех сверстников, потому и стали звать эту крупную, большую девчонку, поворачивавшуюся среди ребячьей мелочи, для смеха мелким именем - Марусечка. Красивая, здоровая будет баба. Не удивительно, что старик души не чает в своей доченьке, наряжает, потакает ей во всём. Тарас ещё бы долго думал да прикидывал, отдавать ли свою королевну в семью Кондрата-сницера, но если Марусечка выберет Егора ли, Ивана, или Василя - то никуда отец не денется: Марусечка настоит на своём.
***
– Иванечка!
– шептали Марусины губы.
И всякий раз она бежала к воротам, чтобы как будто невзначай оказаться перед глазами своего милого...
***
Окольной дорогой, той, что плавно огибает предместье, отделяя людские огороды от луга, кто-то мчится, торопится, врезаясь в осенние сумерки, нахлёстывая быстроногого жеребца.
Вдоль серых плетней и строгих хат под насупленными соломенными крышами стучат по земле резвые копыта вороного коня. Мальчишки, заигравшиеся допоздна в лапту, замерли, смотрят всаднику вслед: что за человек спешит объехать стороной город?
Прочь, подальше от города, в сторону Белого ручья, оскользаясь на грязной колее, летел не оседланный конь. На нём, крепко вцепившись в гриву, сидел ловкий всадник, небольшой ростом, подвижный и гибкий. Всадник поворачивал назад смуглое лицо, и, крепко сжав твёрдые губы, погонял мчавшегося во всю прыть коня.
Скоро ночь накроет всадника спасительной темнотой, а над Белым ручьём всегда стелется густой туман. Только бы успеть, въехать в белое марево, спутать след, и снова вылететь на большую дорогу, и скакать, скакать в дальние дали!
Вот и гостинец.
Но наперерез выскочили злые кони панских служек. За ними по городской улице быстро перебирают-барабанят по деревянному настилу, прогрузшему в землю, копыта ещё четырёх лошадей, - видно, несколько мещан, из тех, кто помоложе и яростнее, присоединились к погоне.
Прыткий всадник ударил вороного в бока.
Повернув лицо в сторону ворот, не крикнул - взвизгнул по-татарски, словно невидимой плетью ударил. Конь под ним сделал отчаянный рывок, лошади панских конюхов, испугавшись резкого окрика, заржали, прижав уши, присели. А вороной пролетел вихрем мимо них!
Только не судьба уйти от погони лихому всаднику.
Навстречу в серых сумерках по мосту через ручей шла отбившаяся от стада корова, а рядом, ругая на чём свет непослушную глупую говяду, тащился усталый и голодный пастушок.
– Подвинься, рогуля, не видишь - человек на коне летит сюда!
– сказал пастушок, перетянув корову лозиной, и, испугавшись чересчур стремительного всадника, прытко соскочил с моста. Но корова решила остаться, и даже развернулась поперёк, справедливо считая, что никак не помешает полёту человека и лошади.
Только зря так думала корова. Вороной конь выскочил на неё из тумана,
испуганно заржал, поднялся на дыбы, страшно махая копытами перед рогатой мордой, а ловкий всадник, не удержавшись без седла и стремян, - вот правду сказал пастушок!
– полетел под мост.
Тут же из сумерек показались несколько верховых. Увидали, что беглец лежит на земле, страшно распластавшись, раскинув руки; подхватили его, перемазанного в грязи, перевалили через спину коня и, связав верёвкой, и повезли обратно в город.