В душной ночи звезда
Шрифт:
– Накануне мне приснилось кольцо на моём безымянном пальце. Я решила, что мне нужно его надеть. Кольцо на безымянном пальце - к замужеству. Я разглядывала его на своей руке, и вдруг представила себя в покое и безопасности, и подумала - вот это было бы счастье! Я тогда твёрдо решила, что не пойду замуж, разве что чудо случится. И чудо случилось - глазом моргнуть не успела: явился ты, прекрасный сокол, мой сладкий, жизнь моя!
– Анна, обвив руками шею, увлекла его за собой. Так чувство радости и полноты жизни, переполнявшее её, всегда проявлялось пылкой страстью к мужу-чародею.
Когда они успокоились, Бод, мысленно сложив свои
Цыганке мешало кольцо. Ещё бы, цыгане никогда не утруждали себя глубокими размышлениями.
Но сильное свойство перстней с алым лалом имело и противоположную сторону. Потом девять дней никакое чародейство не действовало. А густое зелье из серебряной коробочки,- мазь Девятого дня, - без кольца было просто средством от головной боли, как и обещали ему когда-то в торговом Киеве, уверив, что, если держать коробочку закрытой, средство с годами будет только прибавлять в лечебной силе. Но зелье это, применённое с кольцом (он долго, целый год, испытывал эти два необыкновенных предмета, и всё что-то ускользало тогда от его понимания!), - с кольцом зелье помогало человеку разобраться в своих противоречивых желаниях. И хозяину кольца открывалась истина о самом себе.
Выбор, совершённый с помощью зелья, был единственно правильным.
Потому-то Бод намазал себе виски, когда шёл на поиски украденного сына. Потому, попав под власть колдовства сумасшедшей, надел кольцо, - а надев, загадал, чтобы Анна стала ему надёжной опорой. И так как времени на ожидание у него не было, он безотчётно попросил о НЕМЕДЛЕННОМ её появлении. Удивил тогда и Анну, и старуху Мокошь, в мгновение ока представших пред ним.
Теперь осталось ждать два дня, когда заработают снова его заговоры, вернутся способности к его дочкам. Только бы всё было спокойно!
***
Лизавете слегка нездоровилось.
Катерина, заскучав, вздумала прогуляться со двора - наведаться к Марусечке, жене Ивана; подержать на руках их забавную младшенькую, рано начавшую говорить.
Ей навстречу медленно шёл Савка Бубен.
Бубен пристально смотрел на замёт, отгораживавший один из городских дворов, и весь вид его выдавал удивление и восхищение. Катерине стало интересно: что это так рассматривает смешной Бубен? И она подошла к нему и заговорила. Паренёк смутился, он даже крутнулся на одном месте так, что болтнулись, как плети, длинные худые руки, нескладно свисавшие из куцых рукавов. Но тут же, запинаясь, Бубен признался, что увидел нечто. И он, смелея, подтолкнул Катерину к тому месту, на которое ей надо стать, и с которого она увидит это. Девушка посмотрела на шершавые дыли и ничего не увидела. Обычная ограда: с крупными щелями, и дыли очень старые, корявые и гнутые.
– Ты смотри на щель. На что похоже?
Катерина сразу же увидела, что так удивило Савку. Одна из щелей между дылями точно напоминала лежащего человека, вытянувшегося на спине. Человек согнул в колене ногу, а пальцы держал над губами. А ровная трещина в старой-престарой верхней дыле выглядела как тонкая тростниковая дудка, на которой играет этот музыкант.
– Ой, как славно!
– только и сказала Катерина, восхищённая таким необыкновенным совпадением, - музыкант!
– Ты разглядела?
– заглянул ей в глаза костлявый Бубен.
И Катерина с удивлением отметила, что у Бубна, - её ровесника, - у этого нескладного, чудаковатого Бубна, оказывается, глаза синие, глубокие - как у Бода. И смотрят мудро и вдумчиво, и столько в них надежды на понимание.
И Катерина подумала, что нелегко ему приходится. Ребята всегда обижали его, потому что он мелкий и беззлобный, и не хотел драться. Он часто уходил подальше от города, и несколько раз его всем миром искали мещане с собаками, а мать голосила, как по пропавшему. А Бубен, - тогда ещё маленький Савелий, - в это время сидел где-нибудь на дереве, наблюдая, как живёт белка, устроившая себе гайно*. Его дед со стороны матери был из пленных татар, и у отца кровь тоже наполовину татарская. И в Савелии соединился добродушный характер полешука с высокими татарским скулами, чуть-чуть раскосыми дикими глазами, небольшим ростом и смуглой кожей. Он, как и папенька Бод, не становился медно-красным под солнечными лучами. Только у них двоих, да ещё у отца Бубна, в отличие от других мужчин, кожа за лето темнела, становясь от загара цвета тёмной бронзы*.
Ещё Катерина подумала, что, видно, Бубен - интересный мальчик. Каким выдумщиком надо быть, чтобы увидеть эту замысловатую дыру в заборе! А Бубен, названный так за страсть ко всему, что может стучать, бренчать и позвякивать, робко потянул её за рукав, предложил:
– Я знаю не одно такое место. Это диво я только сегодня разглядел, а есть ещё и другие! И я могу показать дерево, похожее на старца. Хочешь посмотреть?
Катерина почувствовала неловкость. Она, девушка-невеста, будет бегать вдоль заборов, приглядываясь к дереву? Нет. Если бы раньше Бубен поводил её, когда были детьми, а сейчас...
У Бубна погасли глаза. Это было так заметно, как будто кто-то задул свечу, поставленную на окно, и в доме его души стало темно. Он тоскливо посмотрел этими потухшими глазами на Катерину и весь сжался, поник, собираясь отступить. Катерина, поразившись необыкновенному свойству его глаз, оттаяла и сказала:
– Я задержусь у Ивановой Марусечки, а как пробьёт к ночи колокол, ты приди, проводишь меня до дому, вот и поговорим. А пока мне некогда.
Бубен крикнул ей вслед:
– Ты не шутишь?
– Отца и братьев нет дома. За мной некому будет прийти.
– И подумала, что обычай провожать девушку в тёмное время конечно, правильный, но... то, что провожатыми становились порой, по этому же обычаю, - маленькие мальчики, начиная с шестилетнего возраста, - это смешно! Если не зайдёт Бубен, с ней отправят Марусиного девятилетнего Александра. А с другой стороны, сравнить Алеся и Савку: здоровяк Алесь в свои девять лет, пожалуй, не слабее Бубна.
Савелий примчался задолго до заката, сновал под весничками Иванова двора.
Иван, возвращавшийся из мастерской, увидел нескладного Бубна у своих ворот. Не то, чтобы Иван удивился: Бубен он и есть Бубен. Сколько ни бился над ним отец-кожевник, делавший отличную конскую сбрую, а сын сам себе на уме. Порвал татарский бубен*, доставшийся от деда, ляская в него. А потом вынул из отца всю душу, пока кожевник не купил ему новый, тоже неплохой, но не ровня тому, старому, не выдержавшему ударов проворных узких ладоней хлопца.
– Чего тебе, Савелий?
– впервые назвал его полным именем Иван-хозяин.