В двенадцать, где всегда
Шрифт:
«Нет, ты примерь».
«Черная касса» у них на участке существовала давно, Женька пришла в цех три года назад, и она уже была. Почти тридцать девчонок с каждой получки скидывались по два рубля и тянули потом жребий. Нравилась праздничная таинственность розыгрыша. Воля Слепого Случая, вызывавшая волнующий холодок в сердце, и, конечно, – круглая сумма раз в год. Можно сразу пойти и купить вещь, хотя два рубля с получки весьма ощутимо и доступно не каждому.
Многосемейные, слишком практичные и вообще – люди без воображения в «черной кассе» не принимали участия. Благо
Лучшего приложения для выигрыша, чем этот костюм, Женька не смогла бы найти, тут мать разбирается. Хотя сначала Женька склонялась к «болонье». Весна еще только-только распушала первые листья, но уже было видно, что человек без «болоньи» в этом году будет выглядеть неполноценным. Почти сиротой. Еще крепко прихватывало морозцем по вечерам, но равномерное шуршанье «болоний», поверх свитеров и кофт, жестяной скрежет «болоньих» подолов уже явственно задавал тон на центральном проспекте, в городском парке и вообще на улицах…
– Ну, покажись! – сказала мать и раздвинула шторы.
Женька сунула ноги в туфли и вышла из примерочной. Из всех отделов сразу потянулись покупательницы. Люба из «трикотажа» проснулась, подошла поближе и профессионально пощупала рукав. Фаина Матвеевна вдруг заволновалась и сказала басом:
– Паразитство, до чего же враз!
– Личит, – подтвердили женщины, яростно выбиравшие до того двухместную коляску. Женька даже испугалась, что их близнецам придется отныне ездить в автобусе, так решительно женщины рванулись к костюму. – Как на нее шито!
– Пройдись… – попросила мать. Женька прошлась, чувствуя себя неотразимой. Пожалела, что Валентин в первую смену, много потерял. Повернулась по собственной инициативе. Еще прошлась. Костюм сидел так, словно давно привык к Женьке, к походке ее и жестам, податливо откликался любому движению, морщился, оставаясь неизменно элегантным, сам расправлялся на сгибах. Новые вещи так никогда себя не ведут.
Фаина Матвеевна сказала матери:
– Хорошо, когда девка. Одеть можно красиво, я своих паразитов р?стила, так чего – рубаха да штаны. Никакого интереса.
– Выписывать? – для порядка спросила Нина, вообще-то она уже заполнила чек, но все-таки спросила: 83 рубля – деньги.
Мать кивнула. И Женька тоже едва удержалась – так хотелось небрежно кивнуть. Но вместо этого пришлось сказать:
– В следующую субботу деньги вносить…
Никто не понял и не придал значения, только мать безразлично поинтересовалась:
– Какие деньги?
– В кооператив…
– Как? – встрепенулась мать. И остановила Нину рукой. – Подожди. Как же так? Это же на другой год…
– Расширили смету. Еще один дом будут закладывать, – объяснила Женька. – Только что узнала. Мы попадаем.
– Счастливая
И по тому, как все мгновенно остыли к костюму, по тому, как Нина весело разорвала чек в клочки, как все радостно загалдели, как кинулись поздравлять, Женька вдруг поняла, огромным внутренним облегчением поняла вдруг, как здорово им повезло. Какие-то неважные пустяки – костюм! «болонья»!
Им просто невероятно повезло. Ничего они не ждали раньше Нового года, а тут неожиданно – дом! Еще один кооперативный дом. И через шесть месяцев они с Валентином получат – теперь уже точно получат – собственный ключ. Свою квартиру в микрорайоне. Вполне однокомнатную. С собственной совмещенной ванной. И относка мусора будет производиться исключительно их с Валентином силами…
Женька даже как-то сразу ослабла, так до нее вдруг дошло. Засуетилась, выбираясь из неинтересного уже костюма. Быстро переоделась в свое, без сожалений вернула костюм Нине. И только теперь заметила, как губы у матери тихонько подрагивают и что лицо у нее невесело заострилось, постарело.
– Ну чего ты, мам! – затормошила ее Женька – Это же еще когда! Самое меньшее – полгода. А может – целый год!
– Да нет, я же рада, – слабо улыбнулась мать. – Я же, конечно, рада. Какая ты глупая! Просто подумалось – вот заберетесь вы в микрорайон, до фабрики далеко, просыпать будете…
– Р?стишь их, паразитов, р?стишь, – громким басом сказала Фаина Матвеевна, – а съедут с дому, открытку не кинут матери с Восьмым марта, все некогда.
– Ерунду какую вы, Фая, иногда скажете, – засмеялась мать. И Женька с удивлением убедилась, что и тут Фаина Матвеевна сказала в точку, что надо, хотя совсем вроде наоборот. Ее слова, обнажив для всех подспудные, несправедливые к Женьке мысли матери, заставили мать будто встряхнуться, снова стать собой.
Мать облегченно рассмеялась, потом задумалась и сказала уже спокойно, с будничной и тревожно-деловой интонацией:
– Как же мы девятьсот рублей к следующей субботе наскребем…
Этого Женька, честно говоря, и сама не знала. Не успела она еще практически взвесить, прикинуть, испугаться. Кое-что есть, конечно, собрано уже, почти половина, но далеко до насущной суммы.
– Люди займут, – гулко сказала Фаина Матвеевна. – Тоже живые, не деревянные…
2
Женька бежала от самого дома, но все-таки не успела до поезда. Слева уже предостерегающе загудел тепловоз, противно и тонко. Пережидая состав, Женька застряла у самой насыпи. Разбрызгивая горячую пыль, тяжело подминая рельсы, тепловоз потащил мимо нее длинные платформы с углем, неоструганным уродливым лесом, тупорылыми тракторами. Платформы ухарски ухали, и что-то внутри них железно екало на стыках, содрогая округу. Состав был бесконечен, как все товарные. Между вагонами моментально, узкими всплесками, мелькала фабрика. От проходной валил народ, кончилась первая смена. Женька пыталась разглядеть Валентина. Сквозь поезд это было, конечно, безнадежное дело.