В двух километрах от Счастья
Шрифт:
С живейшим отвращением читаешь рассуждения автора письма: жена вольна блудить «втихаря», но упаси боже при самой верной верности дать повод кому-нибудь подумать худо. Тогда сразу же: «Знаешь, милая, наши дороги разошлись». Таким густопсовым мещанством пахнет от этого поборника «дружной советской семьи».
Теперь несколько слов о Варе, героине моего рассказа. Речь идет о конкретном, действительно нравящемся мне человеке (только фамилию пришлось изменить). За столкновением характеров Анатолия и Вари — столкновение двух миропонимании, эгоистического и альтруистического. Но, видит
Причем эгоист совсем неплохой парень, работящий, любящий. Даже, в отличие от нашего Эн, самоотверженный (когда дело касается «своих», то есть семьи). А Варя, как и жена автора письма, увлекается работой, широка и беспечна в денежных делах, неважная хозяйка. Она тоже самоотверженна, когда дело касается «своих». Но в это понятие «свои» для нее входят многие и многие люди — ближние и дальние.
Варя любит Анатолия и очень хочет во всем идти ему навстречу. Она готова даже сдать какие-то свои позиции. Вот спор: ехать или не ехать на захолустную стройку, где похуже условия.
Это, повторяю, осточертевший, навязший в зубах конфликт. Но, приглядитесь, у Вари с Анатолием совсем же не в нем суть! Тут дело много глубже и тоньше (я говорю, разумеется, о том конфликте, который был в жизни на самом деле, — не мне судить, тонко ли я сумел его описать в рассказе). Варя мучилась, но в конце концов решила сдаться. Любовь ведь! Потом она еще раз сдалась, когда Толя, уезжая в армию и «опасаясь за ее мораль» — именно так и выразился, — захотел снять ее со стройки и отправить в деревню под присмотр своей старозаветной матушки. И Варя, побунтовав немного, поехала — любовь ведь! — и маялась в душном, бессмысленном мирке. Но потом вдруг собрала вещички, подхватила сына и уехала к себе на стройку. Хотела сдаться — не смогла.
И вот в другом, очень хорошем письме, присланном в редакцию читателем В. Бережным, водителем одесского трамвая, выражено недоумение, как это такая идейная Варя может мечтать о том, чтобы Анатолий вернулся.
Так ведь любовь, товарищ Бережной! Вот к Варе «прилепился сердцем» очень хороший парень Василь, ее товарищ по работе и совершенный единомышленник. А она уговорила его уехать, не терзаться зря. Не могу не повторить несколько строчек из письма этого Василя: «За что, Варюня, наказываешь меня так жестоко? Ведь я для тебя души не пожалею. Я одно хочу: жить за ради тебя с Мишей, который будет мне лучше, чем сын. Ну что ты уперлась! Сама не живешь, как следует, и человека не хочешь осчастливить».
Любовь напрасно кажется некоторым читателям (боюсь, что порой и писателям) чем-то вроде проводимого раз в два года конкурса на замещение штатной должности доцента. Пришел лучший кандидат — освобождай место. Нет же, Варя любит, она готова многим для этой любви пожертвовать. Она ждет Анатолия и мучается, и никакой другой — самый лучший — его не заменит.
А вот согласиться с Толиным миропониманием не может. Даже решившись уступить, — не может. Как правильно написал тот же товарищ Бережной, «ей совсем не нужен мир любой ценой, мир на любых условиях».
Ханжество и свинство утверждать,
Часы, которые спешат на полминуты, никогда не показывают абсолютно правильное время. Часы, которые стоят, показывают правильное время два раза в сутки. Эн явно предпочитает часы, которые стоят…
Я с удовольствием принимаю обвинения в симпатиях к своей героине. И согласен с читателем А. Т. Онипченко из армянского города Октемберяна: «Характер у Вари красивый, настоящий характер».
Эн сделал приписку в конце письма: «Не жду ответа; каков бы он ни был, я останусь при своем мнении». Но, может быть, в конце концов он все-таки переменит мнение. Может, додумается, что позиция его никудышная. А есть и общественное мнение, и действительно дружная семья, и будущее детей. У этих слов чистый смысл. Потрошить их и начинять по-своему — бесперспективное дело.
1962
«ТРЕСТ ИМЕНИ МОПАССАНА»
Управляющий трестом сказал на участковом собрании, что Югоэнергоспецтехмонтаж — это длинно и неблагозвучно. Тем более что теперь есть такое веяние, чтоб давать организациям какие-нибудь красивые названия, соответствующие их профилю. Например, есть электрофирма «Светлана» или химзавод имени композитора Бородина, который, как известно, был химик.
И тогда встал Степан Иваныч Кашлаков — длинный серьезный дядя, прораб металломонтажа — и простуженным своим басом предложил:
— А наш хай будет: трест имени Мопассана, — и с горечью добавил: — Очень соответствует профилю.
Управляющий обиделся. В зале понимающе загоготали и захлопали. В самом деле, на участке все время случались какие-то любовные истории…
Пожилой турбинист дядя Вася Савченко отбил молоденькую жену у начальника цеха Гоголева. Все очень переживали эту историю, но — против правил — одобряли. Потому что дядя Вася был монтажник и рыцарь, а этот Гоголев — молодая тля с инженерским значком (он в опасных случаях брал с прорабов расписки, чтоб самому не отвечать)…
Потом одна девочка, Клава-изолировщица, хотела отравиться из-за несчастной любви к фотографу. Она написала письмо на шесть страниц, чтоб никого не винили и чтоб фотограф все-таки пришел как-нибудь один разик на ее могилку. А потом приняла шесть таблеток пирамидона. Она думала, этого достаточно, а спросить было не у кого.
Ничего страшного от пирамидона не случилось, но письмо на тумбочке нашли. И был большой перепуг. Сначала хотели исключить из комсомола ее, а потом фотографа (но он даже не был знаком со страдалицей). В конце концов объявили выговор члену комитета, ответственному за культмассовую работу, так как при хорошей культурно-массовой работе подобные факты, конечно, были бы невозможны.