В двух шагах от рая
Шрифт:
– Так когда же, в таком случае, начнется вывод войск? – не утерпел финн.
– А вот погода улучшится, – загадочным тоном ответил Вампилов, – выйдет солнце, продержится хорошая погода месяца два, вот тогда и начнем выдвигаться отсюда.
Советский генерал явно намекал на что-то, не раскрывая все карты. Но что именно пытался дипломатическим языком сообщить Вампилов, Хельменен не улавливал.
– Так что у нас, как видите, есть объективные причины задерживать вывод, – уже как бы между прочим сказал Вампилов, и с удовлетворением заметил, что наблюдатели ООН напряглись. Даже полковник Бо окончательно проснулся.
Москва колебалась. Разные люди приводили разные доводы
Но военные чувствовали ситуацию лучше кого бы то ни было, и понимали, что в очередной раз подставят армию, и потому настаивали, что уж если собрались уходить из Афганистана, так делать это надо в оговоренные в Женеве сроки, независимо от того, выполняют Пакистан и США соглашения или нет, и никого позади не оставлять, ни одного солдата, ни одного офицера!
Политики же отдельные, особенно побывавший в Кабуле с визитом Министр иностранных дел, пребывали под впечатлением от встреч с афганским руководством, особенно с президентом Наджибуллой, слезно умолявшим не бросать афганскую революцию на произвол судьбы.
«И один в поле воин!» – переиначил тогда народную мудрость Вампилов. Хорошо, что переводить не надо было. В гордом одиночестве доказывал он всю пагубность идеи сформировать для охраны Кабула группировку. И командующий 40-ой армии всячески поддержал, когда рассказал «папа» о разговоре в посольстве, и другие генералы согласились – полный бред, авантюра! «Что они там совсем…уели что ли?» – возмутился генерал Сорокин…
– Да-да, но это все равно не поймут, – Хельменен затруднялся с ответом. Не мог же он, в конце концов, заявить, что миссия ООН соглашается, что, ввиду непредвиденных погодных условий, советские войска объективно не смогут завершить вывод из Афганистана к середине февраля. «Соглашения подписаны, сроки обговорены, о чем же вы, русские, думали раньше? Кто заставлял вас назначать дату окончания вывода на середину февраля?» – читалось на лице финна. Что-то подсказывало ему, что это их последний разговор, по крайней мере уж в Кабуле.
Больше полугода регулярно назначали встречи, сидели друг напротив друг, хитрили, лукавили, спектакли разыгрывали. Теперь Хельменену стало обидно, даже неприятно, что Вампилов так откровенно издевается над ним. «Вывод все равно начнется, – убеждал себя финн. – Куда же он денется? Просто нас хотят поставить в неловкое положение, нос утереть…»
Вампилов же, возможно, и рад бы был завершить сегодняшнюю встречу без загадочных фраз и намеков, расставить все точки и распрощаться навсегда с ООНовцами, претила ему вся эта возня и недоговорки, но вышестоящие начальники за его спиной, руководство в Москве четких директив не выдавали, меж собой спорили, приходилось изворачиваться.
Подождали, пока наблюдатели уехали, зашли в лифт. У Вампилова никак из головы не выходил шведский полковник Бо. Почему я его не поставил на место? Как можно так себя вести на официальных переговорах? Опять чуть не заснул. Хам. Нечего приезжать на переговоры, если не выспался. Тоже мне офицер! И никто не сделал ему замечания!
– Вы почему не сделали этому шведу замечание? – Вампилов не добро покосился на переводчика.
– Мне не положено, товарищ генерал армии.
– Этот швед, кстати, – заметил полковник с рылистой физиономией, во время беседы Вампилова с Хельмененом записывавший все для отчетов, – командовал батальоном на Кипре в составе войск ООН по поддержанию порядка, или мира? – запутался он в определениях.
– Хм-м… Батальоном?.. – Вампилов
Батальоном Вампилов командовал сорок с лишним лет назад, в звании капитана, и не изнеженные, избалованные деньгами ООНовцы в подчинении у него находились, а настоящие гвардейцы, научившиеся фрица бить, бывалые, выносливые мужики, гусары, все как один, как их командир, бравые ребята.
Среди военных ООН таких и не бывает, там за деньги служат, а не за веру, подумал Вампилов.
– Все они шпионы, эти ООНовцы, товарищ генерал армии, – подметил полковник.
С полковником согласились.
Последние денечки жилось спокойно в Кабуле советским журналистам, работникам посольства, уже редким советникам и специалистам. Армия уйдет, неизвестно, что будет дальше. Как сложится все для тех, кто остается в Кабуле? Позвала как-то генерала Сорокина журналистская братия на вечеринку, на виллу рядом с посольством. Теплая компания, много водки, закуски. Елка с Нового года осталась. Елку у афганских солдат выторговали, у голубой мечети рядом с гостиницей Интерконтиненталь, за три банки сгущенки. Афганцы сами же и срубили елочку, и вслед хихикали, а как же, только русский человек за елку столько сгущенки отвалить готов, кому она, елка в Афганистане нужна? Омрачил, правда, вечеринку недавний инцидент, да про него старались помалкивать. И смех и грех. Загуляли как-то с четверга на понедельник корреспонденты и советники, отправившие в Союз жен, стрельбу устроили в саду виллы, соседей-афганцев напугали до смерти, даже Царандой те вызвали, думали, душманы в Кабул вошли, оцепили квартал, чуть штурмом дело не закончилось, и под конец попойки один товарищ по дороге в микрорайон, где жила основная масса советских специалистов, советников и журналистов, в потемках, на пустынной кабульской улице, сбил человека. Сбил и сбил, всякое бывает. Вышел, а человек лежит, не поднимается, зашиб насмерть.
История особой огласки не получила, замяли. И вскоре, вот ирония судьбы, в посольстве ему же при торжественных обстоятельствах медаль вручили – специальную медаль, к выводу войск приуроченную, «От благодарного афганского народа». Всем вручали и ему досталась, на память об интернациональном долге. Ничего не поделаешь. Не откажешься же, не станешь послу объяснять, что так, мол, и так, не достоин, грешен, старичок на совести. «Выпей и забудь», – советовали по-дружески коллеги.
Сорокин прикинул – дел срочных нет, запросто задержится на вечеринке допоздна, в резиденцию сообщил, где его, в случае чего, найти, телефон оставил, наказал водителю, пока светло, прямиком в штаб армии ехать, нигде не останавливаться. Научен был горьким опытом генерал.
Компания собралась разношерстная. Из Москвы недавно прибыл пропагандистский десант – большая группа журналистов и писателей, вывод освещать, и кое-кого из этого десанта пригласили, работавшие в Кабуле советники и корреспонденты подъехали. Генеральские погоны Сорокина притягивали всеобщее внимание, и Сорокин, как всегда, млел, когда к нему подходили поздороваться, или когда подводили кого представить, и протягивали руку знакомые лишь по телепередачам журналисты, известные литературные имена, и почтительно произносили: «Здравия желаю, товарищ генерал». Старого знакомого увидел Сорокин – прозорливого советника, великого циника. Он скромно стоял с рюмкой водки, слушал, как спорят примелькавшийся за время войны на советских телеэкранах корреспондент и его газетный коллега. Советник тоже заметил Сорокина, подмигнул. По телефону говорили, а собраться никак не выходило.