В двух шагах от рая
Шрифт:
Отряхнулись. Посмеялись:
– Муравьишек испугались!
Пересели.
– Муравьи – полезные. Их обижать нельзя.
– Мулавьи – доблые, они не кусаются, – сказала Настя.
– Ты когда была совсем маленькой, ты так смешно всегда говорила: «Сябака кусаиса, а коска не кусаиса…»
В лесу, на природе, на свежем прохладном воздухе расслабился Олег,
…благодать-то какая…
отключился от городской суеты, от служебных дел, о вечном задумался.
…Россия…
милостивая, как и все мы, вся в противоречиях, загадочная и
очевидная…
Столько, казалось, России повидал на коротком веку Шарагин. По округам в детстве наездился, следуя за отцовскими назначениями, из-под купола парашютов любовался землей необъятной, из поездов,
…изгибы рек, поля, поля, дороги и бездорожье, степи, леса, леса,
вновь дороги, развилки, и города, города, деревни, деревни… и
людей-то сколько… и какие все разные…
а осмыслить так и не сумел, не хватило половины человеческой жизни.
…и целой не хватит… и двух не хватит… десять веков уж минуло, а мы
все ищем и спорим… и единого мнения нет… и не будет… не дано
человеку понять… Россия – выше человеческого понимания… такой
уж, видать, задумал ее Творец… и вложил в нее особую мысль свою…
…самую сокровенную…
…велика земля наша русская, столько мудрости, столько сил – не
сразу вникнешь, не сразу зачерпнешь…
…не оправдали надежд мы Твоих, Господи… заплутали, заблудились…
веру поменяли… потянулись от вечного к сиюминутному, к
бренному… веру выдумали новую, да уж больно скудна вера эта… не
долго протянула… рассыпалась… в прах превратилась…
Зайка убежать не успел… Под вечер смотрела Настюша на мертвых зайчиков в багажнике Женькиных Жигулей и всхлипывала.
– Ну, чё ты ее потащил с собой! – ворчал Женька. – Сидела бы себе дома.
Разложили закусон прямо на капоте, откупорили бутылки. Обмыли с егерем удачную охоту, заговорились. Стемнело. Пьяные, набились в машину.
Настя задремала у Олега на коленях. Стекла от водочного угара запотевали, их терли рукавами и ладонями, спорили куда поворачивать на развилках. Попеременно закуривали, хотя Шарагин и просил из-за ребенка не дымить в машине.
– Ага, – согласно кивали плохо контролировавшие себя после водки офицеры. – Две затяжки. – Делали по три, по четыре, по пять
– В следующий раз – никаких детей, – злился Женька. – Где ты видел, чтобы на зайца детей с собой тащили?!
Пошел дождь. Заплутали в темноте, разворачивались, прыгали по ухабам, матерились.
На следующий день Настюша расчихалась, раскашлялась. Померили лоб – батюшки! Горит вся, а по ней не сказать: светиться в улыбке
…как ангелочек…
и силенок не утратила, возится, играет. Лена перепугалась:
– Скоренько скоренько, в постель.
Она не противиться. Ей все – и простуда, как игра. Обложилась мягкими игрушками. И в постели весело.
– Давай еще поставим гадусник, может уже нет теляпюньки, и пойдем гулять! – просила она папу.
– Нет, бельчонок, надо выздоравливать, придется несколько дней дома посидеть. Видишь, как мы с тобой в лесу простыли.
– Папуля, – вдруг сказала Настюша. – Папуля, я видела…
– Что ты видела?
– Папочка, я видела, как дядя Женя бил зайку лужьем. Зачем он бил зайку по голове? Ведь он и так убил зайку в лесу. Зачем он удалил зайку лужьем? Зайке ведь было больно.
– Нет, киска, тебе показалось.
– Папуля! А плавда, дядя Женя, и длугие дяди больше не будут заек убивать?
– Спи, мой любимый. Не беспокойся.
За лекарствами, горчичники ставить помогал, сидел у кровати часами, сказки читал. Заботы, такие простые домашние заботы, волнение за дочь, отодвинули все остальное на задний план. А поправилась Настюша, пошла в садик,
…все вернулось на круги своя…
По ночам вновь терзали боли, и голову распирало от набившихся туда сомнений и новых мыслей – мыслей о скорой и неизбежной смерти.
…нет ничего вокруг меня, все происходит в моем сознании, все события –
плод моего воображения!.. кто-то, заставляет меня мучиться перед смертью!
за что? что я такого сделал? Перед кем провинился? оставьте меня в покое,
отстаньте, дайте умереть!..
Обследования продолжались неделю: рентгены, анализы, осмотры, цоканье и причмокивание профессоров, покачивание головой.
…тягучая неясность…
Заведующий отделением лично принял Шарагина. В узкий продолговатый кабинет через открытое настежь окно врывалась прохлада.
Из слов врача следовало, что, возможно, он обречен, что «это» может произойти когда угодно, потому что осколок остался маленький. Не вытащили, не заметили его.
…как жить дальше и сколько – под вопросом… здоровенный такой