В джазе только хулиганы
Шрифт:
— Они поют, как взрослые, — растерянно подытожила я. — Это восхищает. И даже пугает немного…
— Запомни, Ра. Если тебе когда-нибудь покажется, что ты достигла совершенства в вокале… напомни себе, что в этом мире существуют дети, которые перепевают Уитни Хьюстон в четыре года.
Ого. По указаниям Ярослава, хотела того или нет — я намертво запомнила эту фразу. Понятливо кивнула, продолжая прислушиваться к лиричной песне из мультфильма, и задумалась, уставившись на каскад рядов. Где-то сидели мамочки с термосами и видеокамерами, где-то, открыв рот, слушали чужие номера уже
На самом деле, внутри находилась меньшая часть выступающих. От нас скрывался целый пласт репетирующих в коридоре дома культуры. Когда мы пробирались к сцене, с самого входа, где, между прочим, не хило так дуло с улицы, соревновалась в громкости пара детских хоров. Они оставляли свои сумки и вешалки, где придётся, буквально на полу. Толпились, переговаривались, перемешивались с чужими детьми и взрослыми, пришвартовавшимися вдоль стен, оставляя в качестве пути в концертный зал узенькую «тропинку» паркета и грязные лужицы растаявшего снега. Затем следовала раздевалка и ряд скамеек, на которых то и дело меняли ботинки на туфли.
Я впервые увидела такое скопление юных артистов под одной крышей. Хотела бы разглядеть каждое улыбающееся личико, которому посчастливилось обучаться пению в настолько раннем возрасте… но, оказалось, конкурс шёл уже второй день. Что ж, это даже не половина всех участников? А что будет, когда настанет время петь взрослым?
— Если увидишь Адю, пихни меня. Я спрячусь, — вдруг раздалось возле моего уха.
Ярик тяжко вздохнул и снова развалился на спинке переднего кресла.
— Адю? — переспросила я.
Пришлось к нему наклониться, чтобы услышал.
— Ну да, Надин…
— Адя – это как в номере из КВНа с Галустяном?
— Нет, Ра, — оскалился Ярослав. — Это как в аду!
Ну неужели настолько всё плохо?
— Знаешь, — я воздержалась от смеха и решила опровергнуть своё первое впечатление. Было кое-что, чем преподавательница меня удивила. Ну, помимо закостенелых взглядов. — А мне Надин Дмитриевна всё-таки показалась доброй. Повыпендривалась и успокоилась. Занятия зато проводит бесплатно, только за оплату аренды.
— Ага, сама доброта! Сейчас бы доплачивать за моральные унижения! — похоже на обиду!
Я и сама была на грани того, чтобы согласиться с этим высказыванием, только перед тем, как начать сплетничать, решила уточнить один момент.
— Ярик, а почему она сказала мне не упоминать твоё имя? Ты разве не ходишь к ней на занятия, как все в караоке?
— Ходил раньше… перестал. Творческий кризис у меня, — кивнул он в сторону завершающих песню малышей. И я почти поняла, что он имел в виду…
— Ага-а! Кризис у него!.. Лень, склонность к вранью и противоправным действиям! —
Я обернулась и обнаружила в пролёте Дашу в голубого цвета вечернем лёгком платье, ниспадающем к полу, и накинутой на плечи курткой. На её веках, за пышными ресницами мерцали крупные блёстки. Она облокотилась на спинку кресла, заслонив нас от выхода.
— Ра, если бы ты знала, сколько времени из него приходится выбивать деньги за квартплату, ты бы к нам не въезжала!.. Иди давай на балкон, прячься. Адя с Элей уже здесь.
После прохождения прослушивания мне, кажется, начали доверять чуточку больше истин и прозвищ…
Кислый Ярик, всем видом демонстрируя, что его оболгали, поднялся, подцепил с пола рюкзак и направился в противоположную сторону ряда, где располагался центральный выход. Интересно… зачем он пришёл на конкурс, если так не любил Надин Дмитриевну? И для чего понадобилось прятаться?
— Ты его здесь не видела, — то ли спросила, то ли подтвердила Даша. Я потеряла Ярика из виду и, уловив тяжёлый взволнованный взгляд соседки, неуверенно ей кивнула. — Ра, ну что ты, ё моё! Никому не рассказывай! Ты знаешь, как нам троим может прилететь за это?
— Нам? — а причём здесь я?..
Ну вот, мама говорила не соглашаться на подозрительные авантюры, а я даже не заметила, как стала их частью!
— Именно, что нам! Поэтому помалкивай, — улучив момент, я забралась рукой в карман кофты, не доставая палетку леденцов от боли в горле, выдавила один и закинула в рот.
Я почти прищучила простуду. Только красный нос, на котором шелушилась кожа, меня выдавал.
— Всё, рот занят.
— Отлично. Пошли в гримёрную, поможешь с заколками для волос! — Даша залезла в карман куртки и показала мне раскрытую ладонь, на которой заблестели скрипичные ключики.
— Пошли.
В следующее мгновение под объявление участника номер двести пятьдесят один мы прокрались к выходу и вынырнули в шумный, освещённый люстрами коридор. Голубая летящая юбка струилась вслед торопящейся Даше, приподнимающей над паркетом ткань своего наряда. Я разглядела её тёмно-синие лаковые туфли на шпильках. Краем взгляда — каменные ступени лестницы, облепленные усталыми участниками. Лица сменялись одно за другим, становились всё тише разговоры и смех, зато объёмнее доносился концертный звук со сцены, которую мы, вероятно, обогнули по коридору. Даша уверенно цокала вперёд, затем свернула в арку, и вот… Мы вошли в просторную комнату, по периметру которой стояли скамьи и столы, частично занятые вещами.
Здесь оказалось не так уж много людей, и все они были взрослыми.
— Регина?! — одновременно воскликнуло два женских голоса.
Надин Дмитриевна с алыми губами, чудной «шишечкой» из волос, в брючном изящном костюме вскинула бровями, не скрывая своего… разочарования. За ней в точности повторила Эля в облегающем платье, будто посетившая перед конкурсом салон красоты.
Они обе окатили меня удивлёнными взглядами, а я не нашла реакции лучше, чем встретить их улыбкой.
— Ты гляди какая живучая! Как червь, — ехидно хохотнула преподавательница. — Я ей говорю, увидимся в воскресенье, а она…