В джазе только хулиганы
Шрифт:
На её лице поверх ужаса отпечаталась нестерпимая болезненная улыбка.
— Ну так быстрее! Зачитывайте своё никому ненужное мнение! Не тяните время!
Вот стерва!
— Окей. Мой комментарий: эта дама, — я переметнулась взглядом с заднего ряда на жюри и обнаружила, как Савицкий ткнул пальцем в наигранно вздрогнувшую тётку, — привела на конкурс свою ученицу с такой же песней, как у вас, — весело объявил Господин. — Секундочку… — он уткнулся в листы. — Вот! Номер пятьдесят три. Старцева Екатерина, преподаватель – Растопчинская А! Р!
По ряду побежали шёпотки и охи, когда тётка растерянно захлопала мерзкими губками. Единственное, на что у меня, изумлённой, хватило сил — повернуться к Соколову. Он быстро шепнул мне, прикрыв рот ладонью:
— Дурак твой продюсер.
— Он не мой продюсер! — к сожалению. — Почему дурак?
— Все так делают. Он разворошил осиное гнездо.
— Не надо обвинять меня бездоказательно! — взвизгнула Растопчинская. —Помалкивай, щенок!
Но Лёня на тётку никакого внимания не обращал.
— Уважаемая Григорян, я вам ставлю десять баллов, — ехидно улыбнулся он. — Эй, ведущий. Это нормально, что жюри проталкивают своих?
— Что ж… раз комментариев больше нет, — моментально отозвался тот, вызвав новый залп сдавленного смеха среди артистов, — следующая участница номер сто сорок шесть, Дарья Ковалёва.
Вот это конкурс! Вот это уровень!
Мы с Соколовым перекинулись взволнованными взглядами и слегка отодвинулись друг от друга, заглядывая на задний ряд. Дашка встала, разглаживая складки на сиреневом платье, смотря строго перед собой в одну точку.
— Чистая интонация, неплохое звуковедение… — чудесным образом смягчилась уличённая в махинациях женщина. — На вашем месте я бы стремилась к более открытому звуку. Тембр сносный, отметила вашу высокую сценическую культуру. Умеете обращаться с микрофоном и взаимодействовать с залом. За технику много вам сняла, не люблю, когда эстрадники воображают себя народниками или ещё того хуже… забугорными певичками. Был бы более округлённый облагороженный звук – все десять не жалко. А так семь.
Да у Растопчинской и семь — достижение! Я замерла, наблюдая за надувшейся Ковалёвой.
— Соглашусь, звучало «забугорно», — подхватил Господин. — Только это преимущество. Было бы странно петь Мэрайю Кэри на русский манер. Десять.
Даша в голос выдохнула и осунулась, не заботясь больше об осанке.
— А вы… — я обернулась обратно к сцене. — Всем подряд десятки ставите? — процедила сквозь зубы, слегка виднеющиеся из-под натянутых губок, тётка. — Или только смазливым девицам с пышными формами?
Ну и хамство! Даже мужичок, сидящий между двумя спорящими судьями, подавился.
— О, как вы меня рассекретили, — наигранно опустил Савицкий уголки рта и закивал. — Я так себе жену нашёл…
— Следующий участник! — влез в разборки поверх новых смешков в зале ведущий. Он нервничал и уже плохо это скрывал: столько раз бедняге приходилось гасить судейский конфликт. —
Я оцепенела, поняв, что Кирилл, задев ногой моё колено, поднимается с соседнего кресла. Мы так мирно и уютно сидели рядом, до начала практически задремав виском к виску, изредка обменивались едкими весёлыми репликами во время этого спектакля, а теперь настало время и ему выслушивать… гадости?
Соколов с небрежно расстёгнутым воротником, потрёпанной причёской, спускающейся короткими волнами шоколадного цвета ему на лоб, выглядел уставшим, но совершенно хладнокровным по отношению к происходящему. Распрямился и отозвался хрипло после продолжительного молчания.
— Я.
— А… — Растопчинская, склоняя голову то вправо, то влево, увидела его и подозревающе прищурилась. — Это вы… опоздали на двадцать с лишним номеров?
Ой…
Мамочки! И тут я примерно осознала масштабы своей пакости. Вцепилась ногтями в обивку кресла и жалобно выглянула исподлобья на непоколебимо кивнувшего Соколова.
Честное слово! Если бы я знала, что в жюри сидит такая мегера, я бы не стала его так подставлять!
— Терпеть не могу, когда артисты опаздывают! Мерзость, — выплюнула она и, будто что-то зная, покосилась на Лёню. — Самомнение, значит, у вас на уровне, если заставляете жюри ждать вас. Интонирование безукоризненное, — вдруг заулыбалась тётка своими маленькими губками. Кирилл даже и не дрогнул. — Тембр сногсшибательный, богатый на обертона. Репертуар идеально подобран, передайте привет своему преподавателю... чувство ритма, мелизматика, понимание джазовых канонов – всё на уровне. Хочу также выделить артистичность, хорошо взаимодействуете с залом. Ставлю девять за безобразное поведение.
А парней и вправду жюри оценивают мягче?! Надо было всё-таки выпихнуть Соколова на сцену с красными щами! Шучу… конечно же, шучу.
Мне стало свободнее дышать, плечи расправились, а из груди исчезла странная щемящая боль, накатившая в момент, когда объявили его фамилию.
Соколов лишь равнодушно кивнул.
— Я сделал пометку, — хмыкнул Господин, — что у тебя… продающийся, привлекательный для девушек тембр. Вон как Анастасию… Родионовну… порадовал, — по залу снова прокатились смешки. И я улыбнулась, потому что это была правда… — Харизматичное выступление. Может, и хорошо, что последний, завершающий спел. Не знаю, что там у тебя за проблемы возникли… мне всё равно. Джаз – это сложно. Пускай будет десять.
Удивительно ли, но Кирилл снова оказался в числе тех немногих, у кого баллов хватало до первого места. Об этом думала я, прикидывая среднее значение при условии, что Козлов тоже поставил ему девять… об этом, видимо, размышляла и Растопчинская, нахмурив брови и собрав губки бантиком.
— А Борис Иванович, — загадочно добавила она и склонилась с ручкой в чужой блокнот. — Пускай поставит вам семь баллов. Да, Борис Иванович? Не станем же мы Соколову первое место присуждать за такой наглёж?