В джазе только хулиганы
Шрифт:
— Всё, Соколов! — понизила я голос и отвернулась. — Помалкивай и не мешай мне ждать Савицкого.
— Кто это?
— Стыдно не знать своё жюри, — шикнула я.
— А-а-а… продюсер?! Думаешь, он тебя заметит? — я оскорблённо-медленно повернулась обратно к Кириллу, вновь сияющему ехидной улыбкой. — Звезда по имени «Ра».
Он так приторно растягивал припухшие губы, зализывая их кончиком языка, что мне, загипнотизированной, было трудно выбрать между прилюдным неистовым поцелуем и попыткой затянуть петлю его бабочки до удушья…
Но каким-то неведомым образом я всё же справилась и, громко осуждающе вздохнув, осталась бездействовать
Я позволила себе петь с лёгкостью джаз-вумен со стажем. Сегодня играли не мной — играла я!
Спустя около получаса, за которые я успела мысленно высказать скучающему Соколову чуточку больше претензий, чем бесконечность, ведущего окликнули из-за кулис. Зал, успевший наполниться более громким монотонным гудением, предрасполагал к тому, чтобы задремать, но вот одёрнувшийся мужчина в костюме ухватил с подмостков планшет со списками, постучал пальцем по мембране микрофона и откашлялся в него.
— Кхм-кхм… тише, пожалуйста. Поприветствуем жюри.
Под разрастающиеся, всё более бодрые аплодисменты на сцену незамедлительно вышли три фигуры: тучная суровая женщина с узенькими бёдрами, умещающимися в юбку-карандаш, и крохотными губками на огромной башке. Её искусственные кудри походили на средневековый парик-клоповник. Рядом плёлся всё тот же скрюченный мужчинка, шоркающий ботинками. А правее от него — трудно было поверить — действительно важно шёл сам солист Death Breath! Русоволосый, чуть хмуривший густые брови, с пронзительным ястребиным взглядом и выдающимися скулами. Он, держащий нос чуть задранным, был одет в чёрную кожаную куртку, увешанную бляшками и ремнями, не по погоде разодранные на коленях и бёдрах джинсы, массивные берцы и… словно облачён в «ауру» известности.
Сильно успешные люди всегда «носили» кожу Эдварда из Сумерек?
Соколов, резво пригладивший будто уставшие, выбившиеся из укладки волосы, метнул в меня косой взгляд.
Не боись, клювик, тебя продюсировать точно не возьмутся! Вот вышел бы ты петь в губной помаде, в моём переливающимся стразами платье… таких у нас на эстраде любят!
Жюри спустились к подножию сцены и уселись на три специально подготовленных кресла лицом к залу. Савицкий расположился удачно — мне было хорошо его видно между чужих голов. Тут же суетливый ведущий организовал для каждого по микрофону, но крючковатый дяденька выставил ладонь, демонстрируя, что ему не надо. Потом, правда, передумал, подозвал не менее крючковатым пальцем ведущего обратно и нагнулся к микрофону, что тот держал в своих руках.
Бедный мужчина боялся взяться за продолговатый предмет, решил воздержаться от излишних прикосновений.
— З-за меня будет говорить Анастасия Родионовна в ц-целях экономии времени. Мы с ней сходимся во мнениях. С-спасибо.
Ведущий вздохнул, разглядывая притаившийся зал, и поднёс микрофон к своему скривившемуся рту.
— Уважаемые участники, это был Борис Иванович Козлов, лауреат международных конкурсов, доцент кафедры эстрадного пения Института вокального искусства. Левее от него – Растопчинская Анастасия Родионовна, ректор Института вокального
___________________________________________
Господин - прозвище Леонида Савицкого, которое ему присвоили фанатки.
Глава 24.2 Круглый стол
Жюри принесли их записи и бутылочки с водой, а ведущему — список присутствующих. Девушка в белой футболке, с бейджиком на жёлтой ленте села на правый ряд, дожидаясь возможных указаний, но я обратила внимание, как она пыталась сфотографировать исподтишка Господина. Тот скучающе уставился в бумажки, делая вид, что в зале нет пялящихся на него фанаток.
Я навострила уши, смиряя участившийся пульс. Понимала, что про меня с Соколовым расскажут только ближе к концу, а перед этим предстояло выслушать мнение жюри о других участниках и не распереживаться… можно ли заранее предугадать тенденцию судейского мнения по их отзывам о конкурентах?
— Так… тут у меня отмечено. Первый присутствующий по списку… номер четырнадцать, Парштукова, — без излишних прелюдий заговорил ведущий.
— Да-да, это я, — с одного из ближнего к сцене ряда кресел привстала девушка с длинной толстой косой, одетая в зелёный вышивной сарафан.
Все пооборачивались на неё. Можно было догадаться по костюму, что вокалистка исполняла народную песню.
Мне не удалось сдержать напряжённой улыбки: интересно послушать Савицкого на этот счёт… но первая, конечно же, заговорила Растопчинская.
— Здравствуйте, уважаемые участники, — какая, казалось бы, культурная фраза, а сколько гонора в слегка посвистывающем певческом голосе… но делать выводы раньше времени не хотелось. Мало ли, как выглядят люди, и какие у них характеры. — Приветствую сразу всех, далее буду зачитывать чисто комментарии… участница четырнадцать. Отметила у вас чистоту интонирования, артистизм, в целом образ сложился. НЕ услышала в достаточной степени: возможностей диапазона, хотя чувствуется, что можете больше. Неудачно подобран репертуар, выбрана заезженная песня для вокального конкурса, которая уже «устала». Так и передайте своему педагогу: стоило взять что-то менее избитое, надоедает слушать одно и тоже…
Женщина осеклась, вчитываясь в свои пометки, а у невозмутимого прежде Савицкого изогнулась одна густая бровь. С минуту в зале удерживалась некомфортная тишина.
— Вам надоели «Валенки»? — серьёзно заговорил он узнаваемым надтреснутым голосом, обратившись к Растопчинской.
Та помедлила с вопиющим видом перебитого человека. Обмакнула губки, размеренно вдохнула и вцепилась в рокера уничтожающим взглядом, позабыв о бумажках.
— Молодой человек… это десятитысячные «Валенки» в моей жизни! А ваши?