В эфире
Шрифт:
– Ты не понимаешь, о чем говоришь, дитя…
– Ой, да ладно вам, – ответила Гертруда, и резко подскочив к столу, ухватилась обеими руками за жизнь, которую не так давно ощутила под возникшим неоткуда подносом.
Жизнь ответила отчаянным возгласом: «Ай-ай-ай». Поднос сдвинулся с места, и из-под стола выскочил человек, совсем молодой юноша, очевидно, один из студентов-новобранцев. Он замер между девушкой и отуплено взиравшим на нее стариком, не решаясь, в какую сторону бежать. В конце концов, он выбрал лестницу, и, сверкнув фиолетовым подбоем своей мантии, скрылся в ее направлении.
– Хватит всей этой лжи, – сказала Гертурда, на фоне затихающих шагов на лестнице, где еще совсем недавно слышались
Удивленный и обескураженный канцлер, совершенно очевидно, ощущал себя не в своей тарелке. Он все еще смотрел вслед исчезнувшему на лестнице за гобеленом юноше, а эфир вокруг него свидетельствовал об удивлении и даже испуге. Он был обескуражен, хоть и по-прежнему не подавал виду, настолько это вошло у него в привычку. Его лицо по-прежнему демонстрировало только лишь напускное высокомерие.
– С чего ты взяла?
– С того, что я вижу эфир.
– Видишь…?
– Да, вижу эфир, – ответила Гертруда, – это такая субстанция, которая связывает все живое и неживое в мире. Как воздух. Но вы ведь даже не знаете о нем, верно?
– Ты говоришь о волшебстве, – наконец, потеряв свою маску надменности, ответил канцлер, – ты правда владеешь им. Невероятно. Ты ведь…, – он замешкался, подбирая слова, – совсем маленькая. Как ты можешь…?
– Это дар. У нас это с рождения. Расскажите все, как есть. И не лгите, я ведь все равно пойму, где ложь. Знаю, что вы к этому привыкли, но не надо лгать сейчас. Раз Мастер прислал меня к вам, значит, я могу вам помочь. Иначе, меня бы тут не было.
– Невероятно, – прошептал старик, пристально глядя на невысокую девушку, босую, с наскоро собранными на затылке волосами, в синих штанах и длинной футболке, совершенно не похожу ни на одно из воплощений волшебника, которое он, канцлер, себе когда-либо представлял, – я не верю.
– Ну, придется поверить. Ведь я – единственная, кто может вам помочь. Рассказывайте, что к чему.
Старик, устало и тяжело дыша, подошел к своему стулу с высокой деревянной спинкой, и опустился в него, вызвав жалобный скрип, все еще не сводя при этом взгляда со стоявшей напротив девушки.
– Твой Мастер. Это он нашел меня. Много лет назад. Уж не знаю, почему именно меня…
– Я знаю. Потому что вы связаны с эфиром. В отличие от всех остальных, так называемых, волшебников.
– Так вот, он пришел однажды ночью. Вышел из вон того камина, – он указал дрожащим пальцем в сторону дальней стены зала, – когда-то давно наши предки владели волшебством, но это было много поколений назад. С тех пор мы…
– Паразитировали на их способностях, – закончила за него мысль Гертруда.
– Можно и так сказать. Но я предпочитаю более мягкое определение. Пользовались авторитетом, например. Люди передавали легенды из поколения в поколение, о кудесниках. Творивших невероятные вещи. Предки основали это заведение, которое становилось все более и более… обычным. И вот пришел Мастер и сказал, что мне нужно начать искать, и что мои поиски увенчаются успехом, и что волшебство, оно, вроде как, никуда не девалось, а просто ждет, пока я его найду. И я искал. Но мир с тех пор сильно изменился. Людям теперь подавай права и свободы. Они больше не верят в чудо, им теперь нужно знать. Вот и пришлось взять все в свои руки. Вот, что из этого вышло, – он оглянулся по сторонам.
После услышанного, ложь больше не казалась Гертруде такой ужасной, как в самом начале, когда она догадалась.
– Вы сумели так долго продержаться на сказках?
– И сообразительности, – он кивнул в сторону опустевшего проема под подносом на столе, – я изобрел очень много всего.
Гертруда обернулась к лифту.
– Ну хорошо, – сказал канцлер, махнув рукой, – кое-что я подсмотрел в вашем мире, когда Мастер приглашал меня в гости. Все это помогло создать иллюзию. Которая, по моему плану, должна была продержаться до момента, когда я, наконец, отыщу настоящего волшебника. Но этот префект… Он, пожалуй, самый твердолобый из всех людей, которых я когда-либо встречал. Он настраивает людей против университета, говорит людям, что мы – обманщики…
– То есть, говорит правду?
– Ну, не совсем. Мы ведь не делаем ничего плохого. Ну да, мы не умеем творить волшебство, как ты, – старик указал пальцем на все еще висевший в воздухе огрызок, – но мы даем молодым людям образование, которого им так не хватает. Учим их писать и читать. Кроме нашего университета, тут и школ-то нет, только если мастерские разные, где уж точно читать не научат. А он подговаривает людей, родителей, внушая им, что к нам нельзя направлять детей. Черт возьми, мы ведь так можем и волшебников проглядеть! А все из-за его политики. Рабочие места ему нужны, видите ли. То, что за стенами куча людей без чистой воды сидит, его это не волнует.
Гертруда вздохнула и взяла новое яблоко со стола.
– Я помогу вам, – сказала она, – людям нужно волшебство? Они его получат. С верхушки башни видны границы города?
– Да-да, конечно видны. Башня – самое высокое строение. Видно все вокруг.
– А озеро, из которого поступает питьевая вода? Оно внутри стен, верно?
– Точно, – ответил канцлер, не понимая, к чему ведет юная собеседница.
– Ладно. Только вы должны сделать кое-что для меня.
– Что? Говори. Я все сделаю.
Гертруда указал пальцем на лифт.
– Отпустите бедолагу домой. Он устал, и ему еще готовиться к экзамену завтра.
Яркое солнце не давало осмотреть открывшуюся картину полностью раскрытыми глазами. Приходилось всячески исхитряться и изворачиваться, прикрывая глаза ладонью, щурясь и укрываясь предплечьем от назойливых лучей. Пожилой мужчина в высокой остроконечной шляпе, сдвинутой на самый затылок и держащейся только лишь благодаря клейким свойствам его лысины, с интересом наблюдал за открывавшейся его взору картиной, стараясь стать к яркому солнцу под тем углом, под которым оно бы не мешало обзору. Стоявший чуть позади высокий молодой человек, поза которого была предельно прямой, выглядывал из-за его плеча. Ему было плохо видно, да и солнечные лучи делали свое дело, но важность позы со сцепленными за спиной руками не давала возможности разъединить ладони и укрыться от неудобств, а чувство трепета и субординации перед верховным канцлером университета волшебства не давали ему приблизиться к ограде смотровой площадки на вершине самой высокой башни в городе, чтобы увидеть хоть немного деталей происходящего за городскими стенами. Там, на городской стене, стоял он, канцлер, в точно такой же шляпе и точно такой же черной мантии с фиолетовым подбоем. Он активно размахивал руками, очевидно, что-то громко крича низким старческим голосом, а его высокая шляпа все так же грозила упасть с затылка после каждого нового взмаха длинными руками с широкими рукавами. В такт каждому взмаху этих самых рукавов с противоположной стороны стены в воздух взмывали огромные каменные глыбы, и, плавно паря, перелетали через стену, после чего, все так же плавно, опускались в ряд подобных им. Все вместе они образовывали строение, походившее на мост, бравший свое начало у небольшого озера неподалеку от башки, и уходившего за высокую городскую стену, у которой собрались сотни, или даже тысячи зевак, аплодировавших при каждом новом взмахе рукавов старика на стене.