В экстазе восточного танца
Шрифт:
– Как аппетитно! – повел носом босс, одобрительно глядя на своего охранника. – Тогда и мне тоже.
Я передала ему первую чашку. Ожидая, пока приготовится вторая, поглядывала, как Яков Павлович отхлебывает огненный напиток, вдыхая его аромат.
– Когда мы с папой ходили в детстве в парк, обязательно бывали в кофейне. Там настоящий турок готовил кофе на углях. Запах был такой же, – начал вспоминать Чернов.
Потом рассеянно посмотрел на меня и произнес:
– Однажды, когда я был еще совсем маленьким, в этой кофейне к нам подошел молодой человек и сказал: «Ну, здравствуй, братик!» Я сейчас так ярко вспомнил эту сцену, как будто это
– Егора… – растерянно произнес он.
Помолчал немного и уже утвердительно:
– Егора Степнова!
– Яков, ВСПОМНИТЕ, что вас окружало? Кто был рядом? – Я постаралась акцентировать слово «вспомните». И это сработало.
Чернов как будто в трансе начал говорить:
– Лето. Столики почти все заняты. Мы с папой сидим на террасе, которая выходит на пруд. Сестры уже выросли, а я самый маленький и папа редко, но ходит со мной одним в парк. А тут получилось так, что с нами почему-то была Марина, старшая сестра. Папа и Марина пьют кофе, передо мной мороженое и лимонад, но я с вожделением смотрю на папину чашку – мне кофе не дают, говорят, что я маленький, до меня доходит только вкусный запах. И вдруг папа удивленно вскрикивает: «Егор? Ты вернулся?»
Подходит молодой человек, целует Марину, гладит меня по голове и говорит:
– Ну, здравствуй, братик!
Потом они с папой отходят в сторону и о чем-то разговаривают. Я доел мороженое, Марина ведет меня на карусели. И пока я катаюсь, папа и молодой человек увлеченно разговаривают…
Чернов встряхнул головой, словно освободился от чего-то, и немного ошарашенно посмотрел на меня.
– Воспоминания были такими яркими, как будто вы только что там побывали? – спросила я.
Чернов кивнул, а я продолжила:
– Это последствия действия того препарата, что вам ввели. А во время допроса в подвале было такое?
– Нет, такого не помню. Я отвечал на их вопросы о семье, о наследстве, о счетах в Швейцарии. Даже номер счета сказал, хотя никогда его не запоминал. И сумму на нем – всю, до сантима, хотя цифру видел один раз – мне ее нотариус написал, а потом этот листок он уничтожил. И я тогда подробно ее не запомнил, а оперировал тысячами.
– По-видимому, они задавали конкретные вопросы. Команды «ВСПОМНИ» не было? – уточнила я.
– Не было, они повторяли: «ГОВОРИ! ГОВОРИ! ГОВОРИ!» – подтвердил Чернов.
– Значит, с вами работали непрофессионалы, не знающие всех возможностей препарата, – объяснила я. – Они думали, что укол заставил вас только правдиво отвечать на заданные вопросы. А на самом деле это вещество активизирует мозг, помогает вспомнить давно забытое и «увидеть» то, на что раньше не обращали внимания, как это было с номером счета и суммой на нем.
Когда Чернов осознал, что действие препарата еще не закончено, захотел попробовать вспомнить что-нибудь еще. И это получилось!
Мы решили сосредоточиться на имени Егор. Под мое заклинание: «Вспомни: ЕГОР, ЕГОР, ЕГОР… ХРАНИТЕЛЬ…» – перед Черновым возникла сцена в кабинете отца. Минуты через две он очнулся и принялся рассказывать всплывший в памяти эпизод.
Мальчишкой Яша очень любил пробираться в отцовский кабинет, хотя это и не поощрялось. Особенно привлекал малыша письменный стол. Яша прятался между тумбами и представлял, что он в пещере, в трюме корабля, в кабине звездолета.
Вот и в тот вечер из детской он незаметно пробрался в кабинет отца под письменный стол. Заигравшись,
– Тут я чихнул, и отец меня нашел, – завершил пересказ воспоминания Яков Павлович, – но не поругал, а отвел в детскую и велел сестрам лучше за мной смотреть.
Тут я вспомнила, как Чернов рассказывал о первой встрече с Егором в кофейне. Там была только Марина, но ведь у сестер тоже могли быть подобные встречи.
На мое предложение поспрашивать о Егоре сестер Яков тут же набрал номер старшей из них, извинился и сказал, что, несмотря на позднее время, очень бы хотел ее увидеть. Марина ответила, что спать пока не собирается, и пригласила приехать. Свой «Ситроен» оставлять на стоянке возле черновского офиса я не захотела, поэтому каждый поехал на своей машине. Перед этим Влад заверил, что преследования не будет. На мой вопрос, как он этого добился, охранник усмехнулся: «Шины проколол!» Я не поняла, серьезно он это сказал или нет, но уточнять не стала, доверившись профессионалу.
По дороге к Марине слежки я действительно не заметила.
Старшая сестра была совершенно непохожа на Якова, но при абсолютном внешнем несходстве в ней чувствовались те же жизненная сила, интеллект и обаяние. От бабушек она взяла моложавость: ни за что ей не дашь ее пятидесяти шести лет – когда на нее смотришь, кажется, что ей слегка за сорок. Марина Павловна знает, что хороша, как немногие в ее возрасте, и держит себя очень уверенно и непосредственно. Но когда Яков Павлович представил нас – телохранителя и сыщика, сестра слегка растерялась и забеспокоилась. Чернов рассказал о том, что в его квартире что-то искали, пытались взломать рабочий компьютер, потом пристали (он не стал беспокоить сестру и говорить, что его похитили) к нему с требованиями рассказать о каких-то фамильных сокровищах.
– Но самое главное, что я узнал в результате всей этой истории, – это то, что Егор Степнов как-то с нами связан. Ты что-нибудь знаешь о нем, кроме того, что папа был его научным руководителем и он занял папину кафедру? Я вспомнил, как мы сидели в парке и Егор подошел к нашему столику. Он тогда поцеловал тебя, а меня погладил по голове и сказал: «Ну, здравствуй, братик!» Я в то время не придал этому значения. А сейчас задумался: почему он сказал «братик»?
Марина Павловна немного помолчала, а потом призналась, что помнит, как их мама расстраивалась, что так и не смогла родить сына.
Когда старшая дочь подросла, в минуту откровения мать рассказала ей, что сыновей она просто не могла выносить: плод мужского пола отторгался, у нее случался выкидыш, а вот девочки выживали. Однажды ночью, проходя в туалет, Марина услышала из спальни рыдания мамы и голос отца, уговаривающего ее понять, как важно ему иметь наследника. Отец все время повторял, что если у него не будет сына, то некому будет передать наследие предков и смысл существования их семьи будет потерян.
– А еще он убеждал маму, что любит только ее, а Лиза – это лишь необходимость, – вспоминала Марина Павловна, – мама перестала плакать, я успокоилась и ушла в спальню. Но когда наутро я спросила маму, кто такая Лиза, мама только вздохнула и погладила меня по голове со словами «вырастешь – поймешь».