В финале Джон умрет
Шрифт:
И вот она стряхивает с шортов прилипшие травинки, а я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не помочь ей.
Мать честная, самое мощное психоактивное вещество в мире — это тестостерон.
— Ох, прости, пожалуйста! Не ушиблась?
— He–а. Пиво разлила, но…
— А что ты тут делаешь?
Она махнула в сторону толпы и сцены.
— Веселюсь, сам понимаешь. Ну, счастливо…
Ты теряешь ее! Скажи хоть что–нибудь!
— Ая тут… э–э, с группой, — сказал я и бросился вслед за девушкой, изо всех сил пытаясь идти непринужденно, как будто просто решил прогуляться.
Дженнифер
— Ты в курсе, что они начали без тебя?
— Я не музыкант. Ну, ты же видела меня в начале. Я — тот парень, который упал и умер.
— Нет, я только что пришла.
Джен прибавила шаг.
Она уходит! Сбей ее с ног!
— Ну, еще увидимся, — сказал я ей вслед.
Дженнифер не ответила и решительно зашагала прочь.
К ней подошел какой–то блондин в мешковатых штанах, майке с логотипом рок–группы и бейсболке, надетой козырьком назад.
Все эти события привели меня в такое уныние, что я и не вспоминал про левитирующего ямайца до тех пор, пока…
Три часа спустя Джон и его команда складывали инструменты и аппаратуру в белый фургон, по борту которого тянулась надпись «Фургон жирного Фрэнка». Пару месяцев назад группа называлась именно так.
— Дэйв! — воскликнул Джон. — Смотри, сколько пота! Майка мокрая, хоть выжимай!
— Да, это… нечто, — промычал я.
— Мы идем в «Одно яйцо». Ты с нами?
«Одно яйцо» — бар в центре города. Не спрашивайте.
— Нет, через семь часов у меня смена.
У Джона, кстати, тоже. Мы с ним работали в одном и том же видеосалоне. Кстати, за последние три года мой друг пять раз менял место работы.
Какая–то девушка подошла к Джону сзади и обняла. Я ее не узнал, но это было в порядке вещей.
— И у меня, — нехотя отозвался он. — Но сначала я должен купить пиво Роберту.
— Кому?
— Ну, э–э, черному парню.
Джон указал на группу из трех девиц и двух молодых людей, стоявших спиной ко мне. Один из парней был рыжий здоровяк, а второй — мой жрец вуду в радужном берете.
— Видишь его? В белых теннисных туфлях?
Я не только видел этого парня, но он еще и повернулся в нашу сторону.
— Эй, чувак, с тебя пиво! — крикнул Роберт, заметив меня.
— Он не дурак выпить, — заметил Джон. — Слушай, говорят, здесь был человек из рекорд–лейбла.
— Джон, этот растаман мне не нравится. Он… В нем есть что–то нехорошее.
— Дэйв, ты вообще никого не любишь. А Роберт — классный чувак; он сказал, что назовет мой вес за пиво, и угадал с первой же попытки. Невероятно.
— А ты сам знаешь, сколько весишь?
— Приблизительно. Вряд ли он ошибся больше, чем на пару фунтов.
— Во–первых… а, не важно. Джон, парень говорит с акцентом! Зачем ему выдавать себя за кого–то другого? По–моему, он… э–э… псих. Забудь о нем.
— Псих? Как легко ты вешаешь ярлыки на людей! А может, его папа был не в ладах с законом и имитировал акцент, чтобы его не узнали? Может, именно он учил маленького Роберта говорить и тот перенял фальшивый акцент у отца?
— Это он тебе рассказал?
— Нет.
— Да брось, Джон. Там, за деревьями, моя машина. Идем.
— Ты в «Одно яйцо» пойдешь?
— Нет, конечно.
— Тогда я еду с Башкой в его фургоне. Если хочешь, приходи, мы будем рады.
Я отказался. Они погрузили инструменты и уехали.
Я почувствовал себя брошенным. Знакомых на вечеринке больше не осталось, и поэтому я еще немного побродил по полю, надеясь наткнуться на Дженнифер Лопес или хотя бы на ту собаку. Джен я действительно встретил: она сидела в вишнево–красном «мустанге» 65–го года и целовалась с блондином. Парень и права–то, наверное, получил совсем недавно. Почему–то эта мысль привела меня в ярость, и я угрюмо поплелся сквозь мокрую траву к своей хилой, но экономичной «японке».
Собака ждала меня у двери водителя с таким видом, словно не понимает, почему я задержался. Я открыл дверь, и Молли прыгнула на водительское сиденье. Я оторопел; мне показалось, что сейчас собака возьмет зубами пряжку и пристегнет ремень безопасности. Но Молли просто уселась и стала ждать.
Меня переполняла тысяча вопросов. Я рухнул на водительское сиденье крошечной «хёндай», нашарил в кармане ключи, вытащил руку — и завопил.
Нет, не так, как кричит героиня фильма–ужастика, когда на нее нападает маньяк, — это было просто хриплое «ЧТО–О?!» На ладони виднелись уходящие глубоко в кожу слова: «С ТЕБЯ ПИВО».
Несколько минут я сидел в темноте, уставившись на руку. Мой желудок сжался, и я решил, что лучше всего высунуть голову из окна и проблеваться. Когда тошнота прошла, я сплюнул и открыл глаза. В луже рвоты извивалось что–то длинное и черное.
Так вот куда делась сороконожка…
Крепко зажмурившись, я откинулся на спинку сиденья и решил, что поеду домой, лягу спать и притворюсь, что ничего — ничего! — не произошло.
Теперь, когда я рассказываю эту историю, мне хочется заметить что–то вроде: «Кто бы мог подумать, что Джон приблизит конец света?» Но я сдерживаю себя, ведь его друзья детства с самого начала знали: когда–нибудь Джон действительно это сделает.
Однажды на уроке химии Джон «случайно» устроил взрыв бунзеновской горелки — такой, что стекла повылетали. Моего друга на десять дней исключили из школы, да и то лишь потому, что преподаватели не смогли доказать, что Джон сотворил это по злому умыслу, а не по чистому недосмотру. Иначе парня выдворили бы навсегда — как меня годом позже.
Моего друга выгнали с урока рисования за то, что он сдал весьма подробный автопортрет, сделанный углем. Рисунок вполне соответствовал действительности, только свои гениталии Джон изобразил дюймов на шесть длиннее. Однажды он сломал запястье, потому что свалился с крыши фургона приятеля, решив прокатиться на ней словно на доске для серфинга. Заднюю поверхность бедер Джона покрывали следы от ожогов: он утверждал, что неудачно запустил фейерверк, но я уверен, что это последствия провалившейся попытки создать ранцевый двигатель. В колледже мой друг не учился ни дня, но год назад заявил, что когда–нибудь станет политиком. А месяц назад сказал, что хочет попробовать свои силы в порноиндустрии.