В финале Джон умрет
Шрифт:
Ладно, хватит тянуть кота за хвост.
— Арни, у вас в кармане восемьдесят три цента, — выпалил я. — Три четвертака, монета в пять центов и три пенни. Пенни датированы тысяча девятьсот восемьдесят третьим, тысяча девятьсот девяносто третьим и тысяча девятьсот девяносто девятым годом.
Блондстоун самодовольно ухмыльнулся, словно желая показать, что он здесь самый умный и самый большой скептик. Затем выгреб из кармана монеты, осмотрел их и признал мою правоту.
— Будь я проклят! Неплохой фокус, мистер Вонг! — воскликнул Арни, нервно рассмеявшись, и стукнул кулаком
— Если подбросить пятицентовик десять раз, — продолжал я, — выпадет орел, орел, решка, орел, решка, решка, решка, орел, решка, решка.
— Я не хочу тратить время на то, чтобы…
На мгновение мне даже стало жаль Арни, но тут я вспомнил его усмешку и дал залп из главного калибра.
— Вчера ночью вам снилось, что ваша мать гонится за вами по лесу и бьет вас кнутом, сделанным из членов.
Ухмылка исчезла, словно здание, стертое с лица земли взрывом. Новое выражение лица журналиста привело меня в полный восторг.
Да, Арни, все твои знания устарели.
— Я весь внимание, мистер Вонг.
— Дальше будет лучше. Намного лучше.
Чушь собачья. Дальше будет только хуже. Гораздо хуже.
— Все началось пару лет назад, в апреле, — сказал я. — Мы только–только окончили школу. Так вот, однажды мой друг Джон пришел на вечеринку…
Вечеринка, такой стихийный Вудсток, проходила на поле у озера, расположенного в нескольких минутах езды от Неназванного. Посреди поля соорудили сцену, уложив на землю несколько деревянных поддонов, а к ближайшему сараю протянули подключенные к усилителям кабели, петлявшие в траве, словно длинные оранжевые змеи. Кажется, какой–то парень решил отпраздновать свой день рождения. Точно не помню.
На вечеринку я пришел вместе с Джоном и его группой «Трехрукая Салли». Около девяти часов вечера мы — Башка (ударник), Уолли Браун (бас–гитара), Келли Смоллвуд (бас–гитара), Манч Ломбард (бас–гитара) и я — вышли на сцену под вялые аплодисменты сотни зрителей. За спиной у меня висела гитара, хотя сам я ни на чем играть не умею, да и мое пение скорее всего у людей вызывает разрыв барабанной перепонки, а собак убивает на месте. Джона — певца и гитариста группы — на сцене еще не было.
К потрескивающему усилителю «Пиви» скотчем был приклеен сет–лист.
Верблюжий холокост
Голубой Супермен
Stairway to Heaven [3]
Я люблю снежного человека
Тридцать причин ненавидеть Чеда Уэллсберга
Love Me Tender [4]
— Спасибо, что пришли, — сказал я в микрофон. — Это моя группа «Трехрукая Салли», и сейчас мы, как говорится, снесем вам крышу.
Толпа пробурчала что–то в ответ, не выразив особого энтузиазма. Башка ударил по барабанам, а я перекинул гитару через плечо и приготовился «рубить рок».
3
Stairway to Heaven — знаменитая композиция группы «Led Zeppelin».
4
Love Me Tender — баллада времен гражданской войны, стала поп–хитом в исполнении Элвиса Пресли.
Внезапно все мое тело скрутило, словно от невыносимой боли. Колени подогнулись, и я рухнул на сцену, стиснув голову руками и заверещав, как раненый зверь. Падая, я успел провести ногтями по струнам, и усилители завыли от эффекта обратной связи. Толпа ахнула, а я еще немного побился в конвульсиях и наконец замер.
Манч подбежал, присел на корточки рядом со мной и, словно заправский врач «скорой помощи», коснулся моей шеи, пытаясь нащупать пульс. Затем встал и повернулся к микрофону.
— Леди и джентльмены, он умер.
Подвыпившие зрители испуганно зашептались.
— Стойте! Пожалуйста, послушайте меня. Успокойтесь.
Манч подождал, пока все затихнут.
— Концерт состоится. Кто–нибудь из вас умеет играть на гитаре и петь?
Из толпы вышел высокий парень с огромной копной курчавых волос, похожей на прическу «афро». На нем была оранжевая майка с надписью, сделанной по трафарету: «БОЛЬНИЦА ВИСТА–ПАЙНС ДЛЯ ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ ПРЕСТУПНИКОВ». Последние два слова зачеркнуты черным маркером, а над ними коряво выведено «НЕ ПСИХОВ».
— Ну, я играю маленько, — сказал Джон, имитируя акцент южанина.
Келли, в соответствии со сценарием, пригласил его на сцену. Джон вырвал гитару из моих недвижных рук, Уолли с Башкой бесцеремонно стащили меня с поддонов и бросили в траву, после чего группа заиграла вступление к «Верблюжьему холокосту». Все концерты «Трехрукой Салли» начинались именно так.
Был у меня знакомый,
Нет, тут я наврал.
Топот! Топот! То–о–опот!
Верблюжий холокост! Верблюжий холокост!
Все это — включая майку с логотипом — придумал Джон. У него есть ужасное свойство — воплощать в жизнь идеи, которые приходят в голову ночью, в пьяном угаре. У остальных уже день, и хмель давно прошел, но для Джона в любое время суток — три часа ночи.
Я лег на спину и уставился в ночное небо. Несколько часов назад прошел дождь, и отмытые звезды сияли на небе, словно драгоценности на черном бархате. Музыка доносилась до меня в виде подземного гула, свитер насквозь промок, а я лежал и смотрел на самоцветы вечности, которые Бог натер до блеска рукавом рубахи. Этот последний момент абсолютного спокойствия нарушил собачий лай, и моя жизнь превратилась в ад.
Собака была рыжей, даже какой–то ржавой — ирландский сеттер, лабрадор или, может, шотландская ржавая борзая. В породах собак я не разбираюсь. Опьяненная свободой, она, словно четвероногая шаровая молния, бешено носилась среди людей, волоча за собой длинную тонкую цепь, пристегнутую к ошейнику.
Псина присела, пописала, а затем, отбежав, повторила эту процедуру уже в другом месте, помечая весь мир как свою территорию. Потом она примчалась ко мне, шурша по траве цепью, и обнюхала мои ботинки. Решив, что я мертв, собака принялась исследовать мои джинсы — видимо, в надежде на то, что перед смертью я положил в карман немного вяленой говядины.