В глубине Великого Кристалла. Легенда о Хранителе
Шрифт:
«Это вам не трамвай, – подумал Галька. – Звону будет побольше… А все-таки Брукман врет. Я помню точно: трамвай затормозил раньше, чем я прыгнул…»
«Трое суток монитор простоял у лесного мыса в шести милях от Реттерхальма. Замаскированный, незаметный с реки и с берега. Да и некому было замечать, место безлюдное.
Большинство моряков жило на берегу, в сарае и шалашах.
Экипаж монитора состоял из сорока человек. Многие относились к Гальке добродушно. Звали в свой кружок во время обеда, дарили вырезанные из сучков свистульки, иногда со смехом просили: «А ну, юнга, расскажи, как ты обезоружил нашего боцмана». – «Да ну… – скромно говорил Галька. – Это я с перепугу. Думаю, как выстрелит! Вот и дернул за дуло…»
Были и такие, кто не обращал на Гальку внимания. Но только двое смотрели враждебно: лейтенант Хариус открыто заявил, что не верит мальчишке ни на грош, а боцман… ну, этот ясно почему злился.
Галька жил свободно. Выстроил себе индейский вигвам, часами бродил по лесу… Или ляжет в траву и смотрит на облака. И думает. О многом…
Думал он и по ночам, один в вигваме. И чем дальше, тем изнурительнее становились мысли. Не давала ему покоя история с трамваем. «Ведь он же затормозил раньше!..» Ну а самое главное – Гальке уже не казалось, что это будет здорово, когда бомба разнесет магистрат. И когда полетят повсюду стекла… Пусть даже никто не пострадает, но наверняка обрушатся хрупкие фонтаны, повалятся из ниш чугунные рыцари (в том числе и «Колченогий Том», за которым любил укрываться Галька, когда играли в пряталки). И возможно, вспыхнут пожары…
Шар на маяке, наверное, лопнет и осыплется битыми стеклами от ударной волны.
…А если вдруг выстрел будет неточным и снаряд врежется в гущу домов?!
Утром Галька так и спросил у старшего артиллериста: – А если выстрел будет неточным?
– Это исключено, – спокойно, даже чуточку лениво ответил Бенецкий. – Я понимаю твой страх, но он напрасен. Пойдем. – Он повел Гальку в недра монитора, где пахло сухим теплым железом. Включил фонарик. Открыл в зарешеченной каютке стальной клепаный рундук. – Смотри.
Внутри лежали длинные холщовые мешочки с черными буквами и цифрами.
– Это артиллерийский порох. Так называемые картузы. Каждый взвешен с аптечной точностью. Они закладываются в орудие по строгому расчету. Потом на дуге прицела устанавливается точнейший угол стрельбы. И не просто так, а в соответствии с таблицами… Вот их сколько… – Артиллерист повел фонариком. На железной полке стояли одинаковые серые книжки. – Это гарантирует стопроцентное попадание… Ну? Я тебя убедил?
– Почти, – вздохнул Галька. – Только все же непонятно… Если можно так точно рассчитать, почему артиллеристы часто мажут по цели?
– А-а… – засмеялся Бенецкий. – Это из-за спешки в бою. При стрельбе по движущимся целям. Бывает, что не до расчетов, да и расстояние до целей известно не всегда… И бывают разные артиллеристы… – Пенсне Бенецкого отразило фонарик. – Да… Мы не промахнемся. Дистанция измерена по карте с точностью до сажени. Вес пороха высчитан до грамма: артиллерийский заряд номер три. Отклонение снаряда возможно на два-три метра, не более… А дальше – дело десанта. Одна его часть – прямо в город, в гости к господину главному советнику Биркенштакку… Ты ведь обещал показать к нему дорогу? Ну вот… А вторая группа занимает перешеек и блокирует форт. Господам артиллеристам придется сдаться. Развернуть крепостные орудия в тыл, в сторону монитора они сразу не смогут, на это надо не меньше трех часов. И вести бой с десантом не станут, мы к тому времени возьмем заложников в городе…
– Биркенштакка, – сумрачно сказал Галька.
– Охотно. Чтобы доставить тебе удовольствие.
Но Галька удовольствия не испытывал. Вид пороховых картузов у него вызвал совсем другие чувства. И мысли. Пока, правда, неясные. Но скоро мысли и планы стали точнее.
Монитор «Не бойся» готовился к боевой операции. Механик фан Кауф сменил белый костюм на замызганную матросскую робу и с помощниками возился в машине. Матросы перешли с берега в тесные ржавые кубрики. Чистили карабины.
Карабины! Значит, возможна стрельба не только из мортиры! Значит, кого-то могут и убить? Из-за него, из-за Гальки!
Но он держался спокойно. Он думал…
Отход был назначен на три часа пополуночи. Луна в те вечера вставала ущербная, но светила еще ярко. Заходила она ближе к утру. Когда уже нет луны и в мутных признаках рассвета едва проступают очертания берегов, нужно будет подойти к протоке. Самое время, чтобы проскользнуть в сонном сумраке мимо форта за остров. В форте и городе, конечно, никто не ожидает, что в тесную протоку посмеет сунуться вражеский броненосец береговой обороны…
Перед заходом солнца старший артиллерист Бенецкий с матросами зарядил мортиру. В присутствии любопытного мальчишки. Они с помощью рокочущего механизма поставили ствол орудия вертикально, уложили в него картузы с порохом и закрыли их поддоном – круглым щитом из досок, похожим на крышку для бочки. Пороховая камера была уже, чем основной канал ствола. Поддон лег внутри орудия на кольцевой выступ.
– А снаряд почему не закладываете? – сунулся Галька. Бенецкий терпеливо объяснил, что снаряд очень тяжелый. Если его взять из трюма и вкатить в мортиру сейчас, нарушится центровка судна. Поэтому бомба ляжет в орудие перед выстрелом.
Галька кивнул и спросил деловито:
– А не получится, что порох в мортире за ночь впитает влагу из воздуха?
Старший артиллерист посмотрел на мальчишку с уважением.
– Ты разумно мыслишь. Порох должен быть сухим. Однако всему своя мера. Артиллерийскому пороху необходимо еще и дышать… Дождя не ожидается, все будет в порядке. В крайнем случае зачехлим ствол…
А пока оставили мортиру открытой, глядящей вверх.
Белый флаг
Как бы давая понять, что считает себя членом экипажа, Галька обратился к озабоченному Крассу официально:
– Господин капитан-командор! Позвольте мне до отхода спать не на судне, а на берегу, в своем вигваме.
– Почему так? – недовольно отозвался Красс.
– Ну… В кают-компании пусто… Одному там как-то… – Галька умело изобразил смущение.
– Боишься, что ли? – уже добродушно спросил Красс.
– Нет, но… неуютно все-таки… – Галька вздохнул и посопел.