В глубине Великого Кристалла. Пограничники
Шрифт:
Филипп, уже отдышавшийся и ободренный поддержкой масс, прошелся взглядом по этому добру. Спросил ревниво:
– А это что? – И дернул подбородком в сторону большущей круглой корзины – перевернутой и накрытой мешком.
– Ай, ну что ты, мальчик! Это совсем не для тебя…
– Давай-давай, дядя, показывай! – заволновались зрители.
– Что за люди!.. Пожалуйста, граждане… На, мальчик, смотри. Хочешь? – Банан поднял корзину.
У врытого в землю колышка, привязанный марлевой тесемкой, топтался огненный петух.
Зрители на миг притихли. Такой красавец! Кроваво-алый
– Ко-о?
И вдруг вздыбил перья, рванулся, поднял крыльями вихрь. Что-то хрипло прокричал. Рванулся снова. На людей! Кое-кто попятился даже.
– Во… приз…
Филипп не попятился. Хотя, конечно, сердце боязливо застучало. Петух медленно поворачивал голову, словно выбирая среди зрителей жертву. Топорщился, греб свободной лапой пыль. Но великолепие этой птицы было в сто раз сильнее, ярче его свирепости. И Филипп в двух метрах от петуха сел на корточки.
– Петя… Петя…
«Петя» обратил на мальчишку огненный взор. «Ох, беда», – понял Филипп, но поздно. Петух рванулся, оборвал завязку. Филипп кувыркнулся назад и бросился от этого сгустка перьев и злости. Под перепуганные и насмешливые вопли, под хохот…
За несколько секунд мальчишка и петух пролетели сотню шагов среди прилавков, ларьков, телег и автофургонов. На задах какого-то павильона поскользнулся Филипп на устилавшей землю соломе. Брякнулся, перелетел через голову. Сел. А петух… он тоже затормозил. Он ходил боком в трех шагах, клокотал, как раскаленный чайник, рыл солому когтями и тряс гребнем. И глядел на Филиппа глазом с оранжевым ободком. Филипп сообразил, что сию секунду петух еще не бросится. Чего-то ждет. Может, вырабатывает тактику? Обдумывает? Используя спасительную отсрочку, Филипп торопливо сказал:
– Ты чего, дурак? Я с тобой по-хорошему…
– Ко-о? – недоверчиво отозвался петух. В его оранжевом глазу, кажется, поубавилось непримиримости.
– Ты такой красивый, – полушепотом приласкал его Филипп.
– Ко-о… – согласился петух со скромным самодовольством и перестал рыть солому. Перья пригладились.
С ласковым упреком (в точности как Тамара Семеновна в их третьем классе) Филипп заговорил снова:
– Ты такой умный, а так себя ведешь. Ты же сам себя подводишь…
Петух шевельнул крыльями (так люди смущенно поводят плечами). Бормотнул. Что, мол, такого я сделал-то…
Филипп нащупал в кармане огрызок пряника, раздавил его пальцами на крошки.
– Петя, иди… На, поклюй.
Петух перекинул на другой бок гребень. И другим глазом глянул на Филиппа. Потоптался. Подумал. Подошел.
Клюнул.
Деликатно так поклевал крошки на ладони, будто не гонялся только что за этим мальчишкой.
– Ко-о…
– Хороший…
– Ко-о…
Филипп осторожно прошелся пальцами по шелковистым перьям. Погладил мизинцем гребень. И… то ли от его руки тепло передалось петуху, то ли от петуха Филиппу, или вообще это было что-то другое, но стало ясно: отныне Петька и Филипп никогда не сделают друг другу ничего плохого.
Не обращая внимания на сбежавшихся людей, Филипп выдернул из полукедов шнурки, соединил морским узлом, привязал
– Пойдем, Петя…
Навстречу спешило все семейство Кукушкиных.
– Ты с ума сошел!
– Филюшка! Господь с тобой…
– Ай да Филя!
– Вот, – сказал Филипп Банану. – Все. Я его забираю!
– Филипп! Ты рехнулся? – Это мама, конечно. – Петуха нам еще не хватало! Где он будет жить? Товарищ… э… продавец!..
– Ай, мальчик! Ты молодец, но это нельзя! Это не приз! Другой товар!.. Бери что хочешь: вот сапоги, вот сундук. Петуха нельзя!
– Сами же сказали, а теперь нельзя?! – взревел Филипп.
– Шутка была! Петух по другому списку. Вот, смотри прейскурант! Хочешь, доплачивай десять рублей. Или старый рубль серебром…
Филипп мокрыми глазами обвел толпу. Но то ли сменились уже зрители, то ли изменилось их настроение.
– А ты потряси рубаху-то, – послышался добродушный совет. – Глядишь, и насыплешь денег, сколько надо. Вон их на тебе…
– Мама! – отчаянно сказал Филипп.
– Не выдумывай!.. Отдай дяде веревочку.
– Па-па!
– Ну, Филя… Если мама…
Вот так! Когда на столб лезешь – «Филя, давай!». А тут – «если мама»… Филипп закусил губу, чтобы не реветь при всех, рывками раскрутил вниз штанины и пошел прочь, ни на кого не глядя. Семейство Кукушкиных, смущенно окликая сына и внука, двинулось за ним. К счастью, очень скоро повстречались в толпе Лис, Рэм и Глеб – старший Рэмкин брат.
– Ребята, скажите хоть вы ему! – взмолилась мама. – Петуха захотел… Пусть он с вами погуляет, а нам еще надо в продуктовые ряды… Иван, ты где?.. Ну конечно! Сбежал уже пиво пить. Теперь не дождешься…
Филипп остался с ребятами. Но смотрел неласково. А как еще на них смотреть! Вчера только Лис уговаривала: «Нам без тебя скучно будет», а сегодня слиняли куда-то без него… Но Лис быстро сказала:
– Погляди, что мы тебе купили.
Она протянула стеклянный мутновато-прозрачный шар величиной с отборный «танькин мячик». Внутри что-то шевелилось и переливалось. Шаромультик! Эти игрушки делали на Стеклянном заводе по какому-то хитрому и таинственному рецепту. Берешь такой шарик в руку, пристально смотришь на него, и внутри появляются всякие фигурки, звери, кораблики, домики. То ли от тепла, то ли от действия биополя. Если постараться, можно увидеть то, что задумал. И даже целое кино прокрутить силой своего воображения. Редкая была игрушка, многие о такой мечтали. И Филипп… В другое время он возликовал бы, конечно, и простил бы Лис все прошлые обиды. Но сейчас только сдержанно вздохнул:
– Спасибо…
В шарике, который лег ему в ладонь, появился огненный петушок. А в голове – мысль: что, если попытаться продать шаромультик за десять рублей? Или за старый серебряный рубль, какие ценились в Соловьях наряду с бумажными червонцами? Но кто купит у мальчишки?
Филипп глазами пробежался по толпе. И вдруг сказал быстро:
– Стойте, я сейчас!
Через некоторое время с ярмарки домой двигалась такая компания. Впереди Филипп с тяжелым и смирным Петькой на руках. За ним – Лис, Рэм и Глеб. Потом охающая бабушка, смущенный отец (найденный в пивном павильоне «Оазис») и мама. Рядом пылил отец Дмитрий с набитым покупками спортивным рюкзаком. Он был тоже смущен. Мама говорила: