В городе Сочи темные ночи (сборник)
Шрифт:
— Жаль… Ну ладно. Это тебе, — он протянул букет.
— Спасибо.
— Это еще не все. — Степаныч раскрыл дипломат и вынул из него магнитофон и яркий целлофановый пакет.
— Поди переоденься, — сказал он, засовывая пакет Жанне под мышку. — Букет положи пока.
Жанна не двигалась.
— Иди-иди, — мягко сказал он и подтолкнул ее к комнате.
Любопытство победило все колебания Жанны. Очень было интересно узнать, что в пакете, потому она пошла к себе в комнату, Степаныч плотно закрыл за ней дверь и ткнул пальцем в клавишу магнитофона. Зазвучала
Жанна развернула пакет и вытащила красивое черное платье с золотыми оборками. Она тихо ахнула от восторга.
А в это время в квартиру с корзинами и ведрами цветов торопливо входили восточные щетинистые мужчины в кепках.
— Живее! Ребята, быстренько! — подгонял их Степаныч.
Они почти бегом заносили цветы, клали их на стулья, шкафы, столы, на пол…
Жанна переоделась, накрасила перед зеркалом губы, вышла и остолбенела: цветы заполнили всю квартиру.
Среди цветов стоял Степаныч, держа в руках туфли на высоких каблуках.
— Иди ко мне, — тихо позвал он.
Жанна подошла, заворожено глядя по сторонам.
Степаныч встал перед ней на колени, взял за щиколотку одну ее ногу, вынул из тапочки и засунул в туфлю.
— Не жмет? — Он подняв на нее полные любви глаза.
Она покачала головой.
Степаныч засунул в туфлю вторую Жаннину ногу, отполз" потеснив одну из корзин. Корзина завалилась набок, он поправил ее.
— Девочка, милая… В моей жизни было мало радости, — сказал Степаныч. — Все время работа, работа, работа… Домой приду — тоска. Я пил с тоски. Потом мне операцию сделали, сказали: "Дальше пить будешь — прободение язвы повторится. Жить хочешь — не ней". Сижу дома на больничном; в окно смотрю и не знаю, хочу я дальше жить или нет. Смотрел, смотрел, потом в сервант залез, всю посуду перебил — легче не стало. Стою посреди квартиры, вокруг все стекла, черепки валяются… Ни пообедать, ни чаю попить, все уничтожил… Я к соседу. Денег занял, пошел тарелки покупать А там ты — в магазине… Такая тоненькая, слабая — дзынь, дзынь… Я как увидел, меня будто из тисков выпустили… Понял — ты спасение мое. Мое сокровище! Смысл жизни в тебе!.. Я не молод, в моей жизни было мало радости, но "может быть, на мой закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной". А?.. Это поэт сказал… Я буду носить тебя на руках… Я очень прошу тебя стать моей…
Он не закончил.
На пороге комнаты, осматриваясь с огромным интересом, стоял Боря. Восточные мужчины второпях неплотно прикрыли дверь, потому он смог войти, никого не побеспокоив.
Степаныч встал. Жанна вздрогнула, обернулась.
— Как у вас красиво, — сказал Боря. — Здравствуй, Жанна!
Он подошел к ней, поцеловал. Она радостно ответила на поцелуй.
— Боря, ты здесь лишний, — внезапно охрипшим голосом произнес Степаныч.
— Я знаю!.. Я всегда лишний! — весело ответил Боря. — С момента зачатия!
— Пошел вон!
— Грубые нынче кинорежиссеры, а, Жанна?
Жанна молчала, глядя то на Борю, то на Степаныча.
— Давайте я вас познакомлю, — сказал Боря. — Вот, Жанна, — это мой отец… Да-да… Недавно, после долгих лет разлуки, он вдруг решил повидаться со мной… Благодаря тебе… Как все запутано, правда?.. Спасибо, папа, я встретил Жанну… Спасибо, Жанна, я встретил папу…
— Ненавижу, — сказал Степаныч.
— Какое красивое платье! — восхитился Боря. — Еще один подарок?.. Удивительно, откуда у моего папы-сантехника столько денег?.. А? Жанна, он или инструмент продал — все свои лерки, сальники, заготовки для сгонов, или ограбил кого-то…
— Что?! — не поняла Жанна.
Степаныч давно уже не был сантехником. Но возразить не мог. Не объяснять же ей, что он вор.
— Понимаешь, Жанна, папа был алкоголиком…
— Ты — сантехник? — Жанна обернулась к Степанычу, и такое презрение было в ее глазах, что Степаныч понял, сейчас он убьет сына.
— Слесарь-сантехник, — поправил Боря.
— Падла! — Степаныч бросился на него и стал душить.
— Тарас Бульба!.. Дубль первый! — Боря ударил его ногой в живот.
Степаныч скорчился. Удар был резкий и сильный, хорошо отработанный. Получив еще один удар, Степаныч упал на пол.
Подойдя к Жанне, Боря размахнулся и отвесил ей оплеуху так, что она закачалась на каблуках. Потом он вынул из корзины одну розу и вышел из квартиры.
Жанна кинулась вслед за ним.
— Жанна, любимая, — простонал Степаныч. От боли и от горя сто мутило, в ушах шумело и голова кружилась.
Он медленно поднялся, доковылял до окна и увидел, как девушка его мечты, его богиня пытается бежать, чтоб догнать уходящего сына.
— Жанна! Жанна! — орал Степаныч в открытое окно.
Люди во дворе, слыша этот тоскливый крик, поднимали головы, но, видя искаженное лицо Степаныча, думали, что человек напился и буянит.
Разочарованные, они шли дальше…
Поезд шел медленно, все реже стучали на стыках колеса, и наконец на фоне вечных, зимних серых туч и серого асфальта показалось желтое здание вокзала. Приехали.
Поезд остановился. По вагонному коридору перед Леной скакал на костылях лыжник. Лена несла его и свою сумки и лыжи.
У вагона стоял носильщик, он согласился посадить лыжника среди багажа, которым нагрузил свою тележку.
— К торжественной встрече заслуженного мастера спорта… приготовились! Улыбки на лицах сопровождающих!.. Начали!.. Ту-ру-ру! Упа-упа! — дирижировал воображаемым оркестром лыжник. — Не вижу улыбок!
На перроне было скользко. Дул ветер. Лене было холодно.
— Поезд Москва — Сочи отправляется со второго пути! — объявили по радио. — Будьте осторожны!
— Вон! Счастливые к морю едут! — завопил лыжник. — Ура!!!
— Эй, девушка! Слушай, поехали со мной! — крикнул, поднимаясь на подножку, усатый проводник. — Мандарины посмотрим!..
— Мандарины! Мандарины!.. Пеликаны! — подпевал лыжник. — И павлины!..
Навстречу по перрону бежала женщина.
— Сынок! — кричала она. — Как же это тебя угораздило!
— Ра-ра-ра! — отвечал сынок. — Все в порядке, ма-ма!.. Заживет!