В городе Сочи темные ночи (сборник)
Шрифт:
Она посмотрела на Степаныча. Он написал два слова на бумаге и застрял. Почесал ручкой в ухе. Потом встал, прошел туда-сюда по комнате.
— Напиши ей, что она — сука, — попыталась облегчить ему труд Лена.
— Не мешай мне! — рассердился Степаныч. — Я сам!
На море блестели огоньки далеких кораблей, а Степаныч бормотал, склонившись над бумагой:
"Любовь моя вечная, одна-единственная на этой бренной земле. В этой жизни у меня была одна-единственная радость. Одно великое счастье испытал я на этой земле — встреча с тобой. Всю жизнь каждым шагом я шел к
"Душа останется после нас, — Лена вспомнила слова Степаныча. — На хрен она кому-то нужна здесь…"
Внизу, под балконами, был бассейн. Кто-то плавал там, едва освещенный неоновым светом вывески ресторана.
Женщину хватали в воде за ноги. Слышался ее жизнерадостный визг.
— Ты с балкона прыгать пробовал? — спросила Лена.
— Там же бассейн и деревья. В ветках запутаюсь, — простодушно объяснил Степаныч.
Лена присмотрелась и различила внизу деревья. Правильно. Да и вообще валяться внизу жидкой кашей, чтоб каждый прохожий посмотреть останавливался, — мало приятного.
Зазвонил телефон. Степаныч снял трубку.
— Конечно, конечно, — любезно сказал он. — Все сделаю, обязательно…
— Что там? — спросила Лена.
— Интурист какой-то приезжает. Требуют, чтоб утром меня здесь не было. Чтоб духом моим тут не пахло… Ничего-ничего… Пусть приезжает… — Степаныч усмехнулся, потер живот, покачал головой.
Вышел на балкон. Полной грудью вдохнул свежий морской воздух, посмотрел на небо.
— Звезды… Смотри, сколько… Никогда не узнаю, что там. Обидно… В больнице читал все подряд от скуки… С мозгами случилось что-то. — Он помолчал, вздохнул, поморщился отболи, массируя живот. — Не дай бог тебе вот так вот, как я… Прав был врач. Нельзя мне было пить.
Лене захотелось спать. Она легла на одну из кроватей и задремала. А Степаныч вернулся к столу и опять принялся за письмо.
Это было завещание. Коряво, с грамматическими ошибками он пытался предостеречь свою любимую девочку от неверных шагов и жизненных трудностей. Она ведь такая слабая, наивная… Он просил прощения за то, что недостаточно любил ее, мало уделял внимания…
Они были дороги ему оба. И Жанна, и сын… И оба заставили так страдать. Хорошо, если они найдут свое счастье вместе. Друг с другом. Приходили бы с детьми к нему на могилу… Внучата смотрят, там дедушка лежит…
Степаныч представил себе эту картину… В липах и красках… И сердце его готово было разорваться…
Он разбудил Лену через несколько часов.
— Вот, — вручил ей конверт, — пусть прочтет. Это мой последний подарок.
Лена очень не любила, когда ее будили. Она недовольно смотрела на Степаныча, на конверт, и настроение становилось все хуже.
Выпроваживают из чудесного номера с таким замечательным видом на море… Суют это дурацкое письмо… И надо ехать в Москву. Никуда от этого не денешься.
Лена прочла на конверте адрес: "Магазин ‘‘Фарфор-хрусталь"… Жанне".
Она посмотрела на Степаныча. Он весь светился от проведенной в муках творчества ночи и с благодарной нежностью взирал на Лену.
— Ты — хорошая! —
— На здоровье! — насмешливо ответила Лена.
— Прощай!
Он неловко поцеловал ее.
"Куда мне идти?! Зачем?!" — с тоской подумала Лена.
Степаныч отпер дверь и топтался в прихожей, ожидая, когда она уйдет, чтоб запереться снова. Но Лена с конвертом в руке вошла в ванную и села на край ванны.
Газовые баллоны бестолковой кучей стояли вокруг унитаза и биде.
Лена раздраженно пнула ногой один из них.
Он звякнул, ударившись о другой.
— Ты чего? — удивился Степаныч.
— Остаюсь.
— Не понял… Давай иди.
Лена сидела.
— Вали, я сказал.
Лена покачала головой:
— Никуда я не пойду… Меня никто не ждет… Я никому не нужна…
Степаныч растерялся… А как же письмо? Он хорошо так все себе представил: она придет к Жанне, отдаст, Жанна прочтет… Это надежно. Потому что, когда войдут и увидят его, начнется суматоха, письмо может затеряться. Или какой-нибудь мент гостиничный вскроет и будет читать… И он не хочет, чтоб она тут с ним дышала газом… Она — молодая, нечего травиться! Он не желает, чтоб кто-нибудь видел, как он будет задыхаться и мучиться! Это его последнее желание в жизни!.. Почему опять ему не дают исполнить то, что он хочет?! Почему все время мешают?!
— Пошла вон отсюда? Кому сказал!
Лена вцепилась в край ванны, испуганно смотрела на него, но не двигалась.
— Уходи! Дура!
Лена покачала головой и порвала письмо на мелкие клочки. Бросила обрывки на пол.
Степаныч оторопел так, что даже онемел от возмущения.
Проследил, как клочки бумаги упали на пол, и безумная ярость охватила его. Он бросился на Лену, рыча что-то нечленораздельное, и лупил кулаками, не разбирая куда.
— Не надо! — уворачиваясь от его ударов, взвизгнула Лена.
Степаныч схватил ее за шиворот, вышвырнул из ванной.
Она упала, закричала.
— Сука! Сука! — повторял Степаныч, не чувствуя, что слезы обиды текут у него по щекам.
Он задушил бы ее, если бы внезапная слабость не сковала тело.
Он рухнул рядом с Леной и зарыдал… Так отчаянно и страшно!.. Уткнувшись лицом в пол. И плечи вздрагивали…
— Ты чего? — испуганно спрашивала Лена. — Чего ты?
У нее гудело в голове от увесистых ударов Степаныча. Но сам он, распластавшийся на полу, вызывал у нее жгучее чувство сострадания.
Она зарыдала рядом с ним, гладя его по спине, бормоча какие-то ласковые слова, которые Степаныч не понимал…
За окном начинало светать, летали проснувшиеся чайки.
Лена и Степаныч, опустошенные, в полуобморочном состоянии лежали на полу.
И тут дверь распахнулась.
С чемоданом в руке в номер вошел старший лейтенант Кондаков в расстегнутой милицейской шинели.
— Извините, пожалуйста, — вежливо обратился он к лежащим. — Ребята, дорогие, давайте быстрее. Будьте людьми… Я тысячу километров летел. Спать охота…