В горячих сердцах сохраняя... (сборник)

Че Гевара Эрнесто

Итак, в отряде осталось всего двадцать восемь человек. На следующий день к нам присоединились два добровольца. Они пришли в горы Сьерра—Маэстры, чтобы сражаться за свободу. Это были Гильберто Капоте и Николас. Их привел наш связной Аристидес Герра, человек незаурядной отваги, которого мы в шутку прозвали «продовольственным королем». Он занимался весьма опасным и сложным делом — перевозил продовольствие на мулах из Баямо в район боевых действий.

Во время перехода два инструктора обучали новичков обращению с оружием. Надо сказать, что это обучение имело печальный финал: во время первого же занятия один из инструкторов неожиданно выстрелил. При этом на лице его отразилась такая неподдельная растерянность, что невозможно было заподозрить его в злом умысле. Тем не менее от занятий его пришлось отстранить. Николас и Гильберто Капоте не выдержали трудностей перехода и ушли из отряда, но спустя некоторое время один из них, Гильберто Капоте, снова вернулся к нам и,

уже будучи лейтенантом, героически погиб в бою у Пино—дель—Агуа.

Мы продолжали свой путь. Наша задача заключалась в том, чтобы дойти до Невады, пересечь северный склон гряды Туркино и выйти на соединение с Фиделем. Чтобы пройти к Неваде, нужно было преодолеть район Мар—Верде. Однако нам стало известно, что вся эта местность занята войсками Батисты. Поэтому мы решили изменить маршрут и идти прямо через Туркино. Этот путь был более трудным, зато менее опасным.

Вскоре до нас дошел слух, что в ожесточенных боях в районе Эстрада—Пальма тяжело ранен Рауль. Мы не знали, действительно ли это так, но все—таки ускорили марш, насколько это было возможно, чтобы быстрее добраться до Фиделя.

Переночевав в маленькой тростниковой хижине крестьянина Вискаино, мы двинулись дальше по пути, который он нам указал. Однако маршрут этот был ошибочным. Отряд с каждым шагом уходил все дальше от основного района боевых действий.

Это пришлось не по душе отдельным бойцам. Одни из них, Синесио Торрес, и раньше нарушавший воинскую дисциплину, самовольно покинул отряд, прихватив с собой новичка Куэрво, в результате чего мы, и без того испытывавшие острую нехватку в оружии, лишились двух винтовок. Нелегко поддерживать моральный дух бойцов, когда они плохо вооружены, лишены контакта с главными силами, передвигаются почти вслепую, не имеют достаточного боевого опыта и к тому же действуют в самой гуще вражеских сил, которые, по рассказам крестьян, огромны.

Наконец мы достигли окрестностей сентраля Пальма—Моча, расположенного на западном склоне горы Туркино. Здесь нас необычайно радушно встретили крестьяне.

Немного отдохнув, мы снова тронулись в путь. Местный крестьянин Эмилио Кабрера сообщил нам, что Лало Сардиньяс со своими бойцами находится неподалеку от его дома, и 16 июня состоялась встреча нашего небольшого отряда с отрядом Лало Сардиньяса из колонны Фиделя, Лало имел приказ дожидаться здесь противника. Отряд батистовцев во главе с Санчесом Москером был окружен колонной Фиделя в долине реки Пальма—Моча, но вырвался из окружения и сейчас намеревался напасть на нас с другой стороны. Но теперь у нас было достаточно сил, чтобы разгромить этот отряд.

Николас Гильен

Яркий ковер цветочный…

Яркий ковер цветочный Куба ткала в апреле. Снова, набравши силу, листья зашелестели. Но со свободой Кубы Север не мог смириться. Вот и плывут пираты, или — верней — убийцы, чтобы вонзить с размаху Острову нож под сердце. Север уже ликует: «Некуда Кубе деться!» Долларами платили купленным негодяям. Вот они и храбрятся: «Кубу с землей сровняем!» Только ведь зря хвалились горе—герои эти: встретили их кубинцы дружно в штыки и в плети. Свищут над полем пули, ищут спасенья тати, верят, что примет море их, распахнув объятья. Но корабли исчезли, канув навек в пучину. Те, кто боялся смерти, в море нашли кончину. Вечная жизнь героям! Трусы, себе заметьте: только лишь тот бессмертен, кто не боится смерти!

Батисту не обмануло…

Батисту не обмануло предчувствие урагана. Одна у него надежда — на крылья аэроплана. Задал стрекача Батиста, почуяв: пора настала. Батисту сопровождает лишь свита из генералов. У трапа стучит от страха зубами черная свора. Напившись народной крови, покинул Гавану ворон. Летят ему вслед проклятья, летевшие вслед и прежде. Но только теперь на Кубе распахнута дверь надежде. Трясется Батиста в страхе, дрожит вся его охрана: одна лишь у них надежда — на крылья аэроплана. А улицы расцветают улыбками и речами, целуясь и обнимаясь с повстанцами—бородачами. И если скорбят — то только о тех, кто в сраженьях пали. Но пали, добыв победу, — и ей рукоплещут пальмы. Победа пришла, победа! Разбуженный этой вестью, поднялся Марти над Кубой в алмазном венце созвездий. Масео воскрес. Мачете в руках у него лучится. Марти и Масео — рядом, как крылья одной жар—птицы.

И зерен больше в початке…

И зерен больше в початке, и виноградин в грозди, чем воинов в группе Фиделя, с «Гранмы» сошедших грозно. Толкают их в спину волны, но герои шагают прямо, безусые лица суровы, и сомкнуты брови упрямо. Над ними москитов тучи, трясина мягка как вата, а смерть наблюдает за ними, одетая в форму солдата. От крови краснеет берег, повсюду раненых стоны, герои сражаются насмерть, пытаясь прорвать заслоны. И лишь немногие вышли живыми из этого боя, в горячих сердцах сохраняя память о павших героях. Народ им выходит навстречу, кругом царит оживленье, ликующий слышится голос, повсюду — цветы и пенье. По зову горячего сердца уходят герои в горы. Над ними сияет солнце и птичьи слышатся споры. Призывный голос Фиделя звучит на горной вершине: «Мы спустимся с гор к победе, нас много будет в долине».

Хесус Диас

Не убьешь!

1. Бандиты

Человек лег лицом в грязь, которая еще совсем недавно была руслом ручья, и безуспешно пытался отыскать остатки воды.

— Тварь!

Слово ударило хлыстом, и тело лежащего вздрогнуло, как от электрического тока.

— Малыш?! — вскрикнул он, еще не видя говорившего. Потом быстро повернулся и — уперся лицом в дуло автомата.

На какое—то время он замер, как загипнотизированный, не в силах отвести глаз от поблескивающей стали. Затем неожиданно выбросил правую руку, чтобы схватить свой автомат, но чей—то ботинок пресек эту попытку, вдавив его пальцы в грязь.

— Паскуда! — выругался Малыш и ударил его ногой в живот. — Ну и паскуда же ты, Петух!

Удар заставил его сжаться. Он повернул голову и увидел, как в воздухе сверкнул плевок Малыша. В следующее мгновение он ощутил противно—липкое прикосновение к своей щеке.

— Думал, нам крышка?

Он повернулся в другую сторону, на голос.

— Лоло?!

— Тварь ты, Петух!

Его снова били словами. И снова он впился взглядом в дуло «Томпсона».

— Прощайся с жизнью.

Он отвернулся — перед глазами возник тупой носок ботинка.

— Твое последнее желание?

Взгляд опять уперся в дуло «Томпсона».

— Повесить или расстрелять?

Тупой нос ботинка не шевельнулся.

— Что передать семье?

Дуло «Томпсона» оставалось неподвижным.

— Так—то, не будешь паскудой!

Тупой нос ботинка был на месте.

— Дерьмо!

Дуло «Томпсона» медленно опускалось к его лицу.

— Пусти… пусти…

Он с трудом пошевелил левой рукой, пытаясь отвести дуло. Малыш, не давая ему коснуться автомата, сделал знак Лоло, и тот убрал ботинок. Тогда он начал переворачиваться, преследуемый дулом, которое опускалось все ближе и ближе, пока наконец не уперлось ему в лоб.