В гостях у сказки, или Дочь Кащея
Шрифт:
А ей того и надо, cмеется, словно колокольчики рассыпает да сурового мальца леденцовыми петушками утешает. С той поры Василиса моду завела при каждой встрече Степку тискать, красавчиком обзывать и сластями кормить. Над ним весь детинец потешался. Даже Пончиком кликать начали, потом, конечно, успокоились. Сначала не до того было, потом Степан вырос и повыбивал шутникам лишние зубы, а царевну так и не забыл. Бoлело за нее голубку сердце. Совсем молодой померла, да еще и перед смертушкой натерпелась.
И вот нашлась Василиса Милославовна. Спит
– Вот и свиделись, - у Степана сдавило горло, и в глазах защипало, зажгло. – Проcти, что потревожил, не хотел...
– проталкивая застревающие, кoлкие слова, хрипел он. – Держи вот...
– положил на гроб расписную кoробочку с леденцами, припасенную для близнецов,и, не разбирая дороги, вышел вон.
***
Сквозь стену прошел воевода как горячий нож сквозь масло. Понял, что в гроте очутился только, когда холодом и дымом в лицо пахнуло. В гробнице-то куда как теплее было. По уму там бы ночлег устроить, но у Степана такого и в мыслях не было. Не мог он тревожить покой царевны Василисы. Пусть себе спит... А он уж тут устроится, сейчас только помянет ее медом стоялым, вспомнит добрым словом неунывающую хохотушку, навсегда оставшуюся юной.
Бывалому воину на привале пуховые перины без ?адобности, достаточно в плащ завернуться да седло под голову положить. ?лавное, чтоб совесть была чиста и брюхo сыто, а мысли о том, каким макаром покойная Василиса Милославовна оказалась в хрустальном гробу под Уманью вместо того, чтобы лебединой дорогой с искрами погребального костра отправиться в Ирий, можно и потом погонять. С утреца. Как говаривал, бывало, батюшка: ‘Чисть сапоги с вечера, чтобы утром надевать их на свежую голову’.
Перед сном лучше о приятном подумать. О Любаве Всеволодов?е, к примеру...
– Всеволодовне как же, - звонкий насмешливый голос застал врасплох задремавшего воеводу.
– Константиновна она.
Помянув клятых Чернобоговых (Чернобог - правитель Нави, владыка времени, магии и смерти) выкормышей, Степан вскочил на ноги. Крепко сжимая в руках меч, воевода вжался спиной в стену грота. ?н был готов встретить любую опасность, будь то звери, люди, нечисть или ещё кто, но только не к тому, что прямо перед ним, уперев руки в крепкие бока, окажется покойница Василиса.
– Чего это?
– Степа задал самый идиотский вопрос в своей жизни. А с другой двадцать пятой стороны что еще делать? Не драться же с привидением. В конце концов Басманов воин, а не жрец. Да и покойница не посторонняя, как ни крути.
– Того самого, Степочка, – рассмеялась, как бывало, царевна.
– Гляжу большой ты вырос, а ума не нажил. Только дурости прибавилось. Был дурачок, а стал...
– Ты говори да не заговаривайся, – рявкнул обиженный воевода. – Будут еще всякие...
– Цыц мне!
– топнула ножкой Василиса, учинив навроде давешнего грома.
– Ишь какой! С тещей препираться надумал, бесстыжая рожа, - погрозила Басманову царевна.
Тот на свое счастье промолчал, полностью погрузившись в рассмотрение разноцветных звездочек, мелькающих перед глазами, только и подумал: ‘Знатно я башкой приложился’.
– Мало тебе, – подслушала его мысли покойница. – Будь моя воля, поотрывала бы тебе - стервецу такому и буйну голову,и остальные выпирающие части тела. Жаль, что нельзя. Доченька моя не одобрит, больно уж люб ты ей, охламон.
– Она же во младенчестве преставилась, - вежливо напомнил Степан.
– Или у тебя еще одна есть?
– Вот ты баран, - утомленно покачала головой усопшая.
– Замолчь уже и слушай, чего расскажу. И садись, повесть моя долгая, а в ногах правды нет.
– Я уж так, - Басманов пoкрепче сжал в руке верный меч и прижался к стеночке. Так оно надеж?ее.
– Как знаешь, – махнула рукой Василиса и начала рассказ о своей жизни, смерти и любви, о дочери, выросшей в другом мире, о ее нечаянном замужестве с со случайно подвернувшимся бабником, который не оценил попавшее в его руки сокровище.
– Так Василиса моя...
– задохнулся Степан. – Она...
– Любава она! Любовь Константиновна, голова ты садовая, лопух подзаборный! Моя и Костина единственная доченька!
– Не может быть, – не поверил воевода. – Врешь ты все, нечисть, царевной обернувшаяся,тревожишь мне сердце, понапрасну душу бередишь. У Любаши деткам не меньше года, будь они от меня...
– задохнулся он, на минутку представив каково это быть отцом таким славным малышам.
– Неважно кто их породил. Мои они, слышь, ведьма?
– Щас как дам!
– посулила на это Василиса и наново топнула ножкой. Судя по звуку, где-то поблизости сошла лавина. – Молоко единорожье деткам давали, чтоб росли не по дням, а по часам. Лучшие чародеи их от всех болезней заговаривали. Ибо внуки мои - наследники Кощеевы. И, кстати, это не Любаша тебе в жены не годится, а ты ей в мужья. Доченьке царевич надобен...
– Похоже, я умом повредился, - заключил Степан и сполз-таки по стеночке.
А неугомонная покойница, обреченная много лет молча наблюдать за творившимися безобразиями, никак не унималась. Не забывая ткнуть проштрафившегося зятя мордой во все совершенные им оплошности, она продолжала рассказ.
– Теперь ты все знаешь, - пригорюнилась под конец.
– Распорядись полученными сведениями с умом, горячку не пори, про то, что меня нашел, молчи. В помощники Любаше с дядьями не набивайся,издали страхуй. Вреда брату моему они не замышляют, заберут Костеньку и утекут восвoяси.
– ? ты как же?
– вздохнув, спросил Басманов, чувствуя себя полностью разбитым.
– Я?
– усмехнулась Василиса.
– Пока тут побуду, а как все закончится мужу обо мне сообщи.
– Так ты живая?!