В интересах революции
Шрифт:
Глава 11
Чеслав нажимает на клавиши
Ночью Григорий Носов почти не спал. У руководителя Движения Сопротивления было слишком много дел как раз тогда, когда Берилаг погружался в полумрак и бдительность охранников притуплялась. В это время из камеры в камеру бесшумно передавались записки, завернутые в тряпки заточки, сделанные соратниками
Движение Сопротивления было настолько хорошо законспирировано, что большинство заключенных и не подозревало о его существовании. Григорий не без основания опасался провокаторов и доверял только проверенным в деле людям. Вот и выходило, что ядро Сопротивления составляли узники второго сорта. Мутанты. Если бы Чеслав Корбут узнал о том, как люто ненавидят его уроды-любимцы, то был бы очень Удивлен и раздосадован.
Больше года Сопротивление готовило восстание, сигналом к которому послужит убийство ЧК. Только тогда, по замыслу Носова, все узники должны были узнать о Сопротивлении и встать под его знамена. Смерть коменданта вызовет панику среди охраны. Менее осторожные из подручных Корбута окажутся в этот момент слишком близко от клеток. Тогда, по команде Носова, активисты Сопротивления пустят в ход оружие, которое так долго готовили: заточенные до остроты лезвий осколки гранита, выточенные из алюминиевых ложек ножи и просто булыжники, тайно принесенные со строительных работ. Те, кому посчастливится выбраться на платформу первыми, выпустят остальных…
Григорий отдавал себе отчет в том, что схватка будет долгой и кровавой, но все его товарищи, как один, были готовы погибнуть — лишь бы умирать свободными. Желание скорее начать бунт было таким сильным, что Носову приходилось урезонивать наиболее нетерпеливых членов Сопротивления. Больше всего беспокоил бывший предводитель движения по кличке Голован.
Перевыборы пришлось сделать из-за того, что болезнь Голована прогрессировала. Он был гидроцефалом. В отличие от Григория, заболевание не являлось врожденным. Голован когда-то жил на станции, не защищенной от радиации, где и хватанул внушительную дозу «сияния». В итоге — скопление жидкости в полостях мозга, избыточное внутричерепное давление. Больной мучился от острых приступов головной боли, его постоянно рвало. Начались проблемы со зрением и слухом. Голован перестал контролировать себя, требовал незамедлительного бунта с последующим расстрелом всей охраны концлагеря. Неумолимое приближение собственной смерти обесценило для Голована жизнь других. Несчастный жаждал крови, и удерживать его от необдуманных поступков становилось все труднее.
Сейчас гидроцефал спал. Спал тревожно, беспрерывно ерзая по гранитному полу. Огромная голова моталась из стороны в сторону, с губ срывались стоны и страшные ругательства. Носов снял свою робу и укрыл больного товарища. Он не хотел, чтобы Голован проснулся и услышал его разговор с охранником.
Раздались голоса и скрип. Вставали в Берилаге рано. Завтрак в армейских судках, выкрашенных в защитный цвет, развозили на тачках. Судя по визгу, который они издавали, колеса тачек никогда не смазывались.
В камерах пробудились, зашевелились. Когда тачку подкатывали к решеткам, из-за них высовывались худые руки. Тарелками в концлагере не пользовались. Вместо них заключенные выдалбливали углубления в деревянных досках. Некоторые подставляли под черпак раздатчика простые картонки.
Меню для заключенных разрабатывал лично ЧК. Чтобы узники не чувствовали себя отдыхающими санатория, утренний рацион был максимально облегчен. Каждый получал половину черпака каши, состоявшей из помоев, вывезенных со станций Красной Линии. Для пущей густоты в дурно пахнущую массу добавляли
Протолкнуть эту мерзость в пищевод было затруднительно. Заключенные запивали кашу неочищенной водой из расставленных в камерах ржавых бочек. Воду раз в день приносили самые покорные из зэков. На поверхность их выпускали без охраны, но и без защитных костюмов.
Когда тачка подкатила к решетке, Носов сунул между прутьев свою деревянную тарелку и картонку Голована. Дождался, когда раздатчик нашлепает каши остальным узникам, и поманил пальцем охранника.
— Чего тебе? — грубо спросил низколобый детина с лысой головой и рыжими усами.
— Надо минут на пять попасть в клетку рядом с одиночкой, где сидит новенькая, — шепнул карлик. — Хочу перекинуться с ней парой слов.
— А больше ничего не хочешь? Не стесняйся, валяй! Если пожелаешь прокатиться на дрезине коменданта до Лубянки и обратно, с удовольствием выполню твою просьбу, маленький урод.
— От урода слышу, — огрызнулся Носов. — Нарываешься на неприятности?
Охранник сник и осмотрелся по сторонам. Несколько месяцев он работал на Носова. Передавал шифрованные записки бойцам Сопротивления, оказывал другие мелкие услуги. Рыжеусый вертухай попал на крючок к Григорию из-за своей неуемной страсти к горячительным напиткам. Однажды ночью, до поросячьего визга набравшись самогона, он решил поболтать с узниками по душам. Молодцам из Сопротивления не составило большого труда разоружить пьяного охранника. Придушить его не позволил Носов. Убийство привело бы к репрессиям со стороны ЧК, а завербованный охранник мог быть очень полезен Сопротивлению. Он не смог отказаться от предложения Григория — ведь только за сам факт пьянства на работе Чеслав карал смертью.
— Черт с тобой! — буркнул охранник, снимая с пояса ключ. — Давай прямо сейчас, пока жрачку раздают. Но помни: это в последний раз!
— Как знать, как знать, — усмехнулся карлик, выходя на платформу. — Может, и предпоследний…
Через пару минут он оказался в клетке, смежной с одиночкой Елены. Девушка нервно мерила темницу шагами, не замечая валявшейся на полу картонки с горсткой каши.
Увидев Григория, радостно улыбнулась, а когда сообразила, что перед ней не Вездеход, а его исхудавшая копия, помрачнела.
— Мой брат приходил к тебе? — тихо спросил карлик. — Говори. Не бойся. Мутанты не предадут.
После краткой беседы Носов пообещал поддерживать дальнейшую связь через рыжеусого и вернулся в свою клетку. Голован уже проснулся. Положил картонку на колени, зачерпнул кашу ладонью. Попробовал проглотить, но сморщился и выплюнул варево. Брезгливо вытер руку о засаленную брючину.
— Я все слышал, Гриша. Зачем тебе понадобилась эта баба?
— Это не просто баба, Голован. Елена — жена Томского, а он один из лучших диверсантов во всем метро. Обязательно придет сюда, чтобы освободить девушку, а заодно прекратить весь этот беспредел. Тогда к нему подключимся и мы.
— Чушь собачья! — Гидроцефал швырнул картонку с остатками каши в решетку. — Полумеры — наше проклятье! Если бы Сопротивление возглавлял я, от Берилага давно остались бы только воспоминания. Мы хорошо организованы, сносно вооружены. Так зачем дожидаться какого-то Томского? Ты же храбрый мужик, Гриша. Давай начинать. Прямо сегодня ночью!
Последние слова Голован произнес на крике. Тут же сжал ладонями виски, завыл от боли, и его стошнило. Носов смотрел на склоненную голову товарища, покрытую редкими пучками черных волос, пересеченную багровыми, расползающимися черепными швами. Времени у Голована оставалось совсем мало. Неужели он так и не осуществит свою мечту — умереть свободным человеком?