В Иродовой Бездне.Книга 1
Шрифт:
«Здравствуй дорогой папа! Мы духовно и физически здоровы. Слава Богу! Он хранит нас от зла. Дни идут и исчезают в вечности, и проходят так бесплодно. По-старому, как и всегда, продолжаются собрания, а плодов покаяния нет. Недавно я думал: когда были гонения на первых христиан, они поднимались духовно, сильнее разгорались, гонение, как ветер, раздувающий костер, еще больше усиливало их любовь, количество христиан увеличивалось; теперь же у нас ничего подобного нет. Страх, равнодушие, казалось, мы и зовем грешников, но в ответ — гробовое молчание. Что это показывает? Нет у нас силы, как будто что-то заклятое мешает проявлению силы Божией. Ведь мы чувствуем, что мы ни холодны, ни горячи.
После собрания Яков Варфоломеевич подозвал к себе Леву и, смотря на него как-то встревожено, тихо сказал:
— Беда, надвигается беда.
Екнуло от этих слов сердце у Левы. Старик, поглаживая свои усы и седую бороду, продолжал:
Мне прислали повестку, через неделю будет суд над нами. По суду будут отбирать у нас молитвенный дом.
Не имеют права, — сказал Лева. — Ведь этот дом построен на трудовые деньги еще до революции, и он так дорог нам. Вот у православных, там собирают подписи, что население желает, чтобы закрыли церковь, и там закрывают. А ведь у нас ни один член общины не подпишется, что молитвенный дом не нужен.
— Это так, — сказал Яков Варфоломеевич, — но к нам они хотят подобрать другие ключи. Я уже ходил узнавать, говорят, что наш молитвенный дом не церковное здание, а обыкновенное, жилое, которое представляет из себя обычный дом. А так как в городе недостаток жилплощади, то решили его отобрать под жилье.
— Что же будем делать? — спросил, вздохнув, Лева.
Будем молиться, — ответил Яков Варфоломеевич. — Я вот общине-то не сообщил это сразу, боюсь, будет паника, а говорю отдельным братьям и сестрам, так что передай это твоей маме. Завтра я пойду к опытному адвокату, наймем его, пусть выступает за нас на суде. Когда вы пойдете? — спросил Лева.
— Завтра к шести часам, когда он придет с работы.
— Я пойду с вами.
— Ну, что же, приходи, пойдем вместе.
На следующий день они оба были у адвоката. Это был грузный большой старик. Вся его комната была переполнена книгами. На полках виднелись тома законов Российской империи. Он принял Якова Варфоломеевича очень приветливо. И когда тот изложил суть своего дела и просьбу, чтобы адвокат выступил на суде, юрист сразу же согласился.
— Это совершенно несправедливо — отнимать у вас молитвенный дом. Мне еще в старое время приходилось выступать на процессах в защиту сектантов. И мы добивались справедливости. Сектантов освобождали, молитвенные дома оставляли. А тем более теперь, когда свобода совести и свобода антирелигиозной пропаганды… Я уверен в том, что никакой несправедливости быть не может.
Он успокоил Якова Варфоломеевича и Леву, обещал подробно ознакомиться с делом и выступить на суде.
Лето приближалось к концу, стояли жаркие ясные дни. Зрели в садах яблоки, поспевали на полях хлеба. Солнце светило ярко с безоблачного неба одинаково для всех. А над верующей общиной евангельских христиан в Самаре нависли черные свинцовые тучи. Настал день суда. Тот, кто не молился, тот, кто не посещал церковь, молитвенный дом и не испытал глубоких духовных переживаний в общении с верующими, тот не знает и никогда не поймет, что значит для верующего человека лишиться Дома Божия. Еще Давид в древности писал: «Возрадовался я, когда сказали мне: пойдем в дом Божий»…
Лишиться радости богослужения, славословия Богу, совместных молитв — большое лишение для верующего человека.
Лева был на этом суде. Рассматривалось дело также и о молоканском молитвенном доме. Судья, судебные заседатели — все, казалось, также добродушные люди. Все происходило чинно, по закону, по порядку. Выступил адвокат. Леве не забыть его речи. Он нарисовал красочные картины страданий и гонений сектантов в царской России, доказал, что сектанты, в том числе и баптисты, и молокане, были лишены возможности возводить какие-либо здания в особом церковном стиле. Они не могли уделять архитектуре особого внимания и строили свои молитвенные дома по обычному жилому типу, стараясь всячески приспособить их для богослужения. Он доказал, что эти дома в Самаре возведены верующими для богослужебных целей и никак не могут рассматриваться, как жилой фонд. Он ясно, на основании законов доказал, что эти дома, отошедшие в собственность государства, по закону предоставляются государством обществу верующих для их богослужения.
Суд удалился на совещание. Народ, переполнявший зал суда, с трепетом, молясь в душе, ожидал решения. Неужели советский суд, вопреки здравому смыслу, конституции, допустит беззаконие, неужели у верующих отберут их молитвенные дома?
Суд вышел и объявил, что он не пришел ни к какому решению. А сейчас члены суда выезжают на место осматривать все молитвенные дома.
К зданию суда были поданы легковые автомашины (в то время это было редкостью), и суд в полном составе выехал на Крестьянскую улицу, дом N 173, чтобы осмотреть молитвенный дом баптистов, и на Садовую улицу, чтобы осмотреть дом молокан.
Верующие разошлись. Было сказано, что о решении суда будет объявлено особо. Некоторые надеялись: Бог не без милости. Если даже суд постановит отобрать, то высшие инстанции отменят несправедливое решение. Но многие думали иначе. Они видели, что воинствующие безбожники, сознавая, что никакие их диспуты и лекции не помогают, что их идеологическая борьба не приносит никаких плодов (Иудушка нашелся только один — Зуйков), примут другие меры, чтобы разгромить верующих. Арестами ревностных братьев и сестер они обезглавили общины; отбирая молитвенных дома, они прекращали там богослужения. Потоками лжи и клеветы действовали через печать на народ, чтобы он кричал: «Распни Его, распни».
Лева тоже не надеялся на хороший исход. И он с Клавдией Кабановой, не дожидаясь результата, решил вывезти из молитвенного дома библиотеку. Все эти книги, журналы в основном не уцелели. Последовали обыски за обысками; их отбирали вместе с другой литературой у верующих. Были годы, когда каждый листочек, где говорилось о Христе, Евангелии, Библии, «Гусли», сборники духовных песнопений отбирались, как страшная зараза, и уничтожались. Один Бог знает, сколько скорбей пережили верующие!
Руководящие братья отнеслись к этому беспечно. Ничего не вывезли. Это было последнее субботнее собрание. Последний раз молодежь громко пела, и юные сердца с кафедры возвещали Христа. А наутро все было кончено. На двери висел замок. Верующие приходили и уходили с грустной вестью, что молитвенный дом отобрали для жилья.
Все книги, песнопения хоров, все материалы Волго-Камского союза были куда-то вывезены и, видимо, уничтожены. Самое печальное и страшное было то, что рукописи по исследованию Слова Божия — труд всеми любимого пресвитера Всеволода Ивановича Петрова был также изъят из несгораемого шкафа, где его хранили братья. Лева видел, как груды этих рукописей лежали на столе, когда их забирали. Несколько лет писал их Всеволод Иванович. Там были его проповеди и записи, и разборы книг Библии. Петр Иванович Чекмарев все собирался это издать, но, увы! Так и не издал до революции и после революции тоже, а в эту страшную пору они погибли.