В исключительных обстоятельствах
Шрифт:
– Не требуется! — оборвал его объяснения о причинах опоздания к отходу — брачную ситуацию—кадровик, едва открыв трудовую книж¬ку на злосчастной странице. Между прочим, Сергей остался уверен, что не опоздай он к отходу, брак у них с Ленкой обязательно бы со¬стоялся, так же, как и то, что опоздал он из-за неё, что соответствова¬ло действительности.
– Как так не требуется? На щите у вас написано: «требуются!» —возразил Сергей, вываливая на стол документы. — Вот посмотрите, это свидетельства и удостоверения!
– Убери. Прогульщики не требуются, — без интонации, спокойно ответил кадровик
Это был конец! Больше идти некуда. «Одна шайка!» — заколо¬тило Сергея.
– У вас когда день рождения? Я вам томик Маяковского пода¬рю! — зашипел Сергей, еле сдерживаясь, и перегнулся через стол так, что оказался глаза в глаза с этими неестественно увеличенными, старческими, бледно-водянистыми органами зрения.
– Не требуется, — отпрянул кадровик, привычно потянув носом: трезв? — Поэтов не читаем. — Кадровик уже крутил диск телефона, вызывая на подмогу своих инспекторов: он уже бывал битым...
– А что ты читаешь? Одни трудовые книжки? Книголюб-ориги¬нал! Вот если бы Владимира Владимировича почитал, как он ваше чёрное племя бюрократов и перестраховщиков разделывал! Окопался, паук! — Сергей перешёл на крик, терять уже больше было нечего.
– А вот я тебе сейчас сделаю за «бюрократа», я тебя сейчас сдам в спецприёмник, бродяга! — Кадровика трясло. Он уже привык к тому, что люди в его кабинете ведут себя, как во храме! А этот...
– Это тебя, гада, сажать нужно за то, что бичей плодишь и всё тебе до фени! Что там — курорт в океане, на рыбе год сидеть, что ты не пускаешь меня туда? Я куда прошусь? Гулять? Да ты мне руку дол¬жен пожать и до трапа проводить за то, что я добровольно лишаю се¬бя земных радостей, иду в вашу сучью систему, где всё нельзя, где импотентом и придурком стать можно из-за таких вот ублюдков, как ты! Понял? — Сергей вышел из кабинета и так хлопнул дверью, что очередь, трусовато расступившись, сочувственно посмотрела ему вслед.
В привокзальном буфете перекусил, жидкий чай выплес¬нул вон, стакан сунул в карман. За пазухой, прижатая полой куртки, ждала своего часа большая бутылка портвейна. Ему хотелось успоко¬иться и уйти от назойливой и мрачной картины будущего, накарканной кадровиком. «Козёл! Сам катись на стройку! Я — матрос первого клас¬са...» — продолжал он мысленно спор с ним.
Сергей сел в ночной поезд на Владивосток. Найдя полупустой ва¬гон, забился в угол, ожидая отправления, чтобы начать «успоко¬ительное». Выглянул в окно. На перроне, кутаясь от пронизывающего ветра с моря, прощались редкие пассажиры. Его внимание привлекли трое парней, они были явно навеселе. По всему, двое провожают тре¬тьего, своего приятеля, усатого, бородатого, с хорошим русским лицом Добрыни
Никитича.Через минуту после отправления Добрыня закачался напротив его купе и «обнюхал» Сергея взглядом: «Свой?» Он ещё не остыл от проводов и нуждался в обществе.
– Пар-роходский? — спросил он, с трудом выговаривая букву«р». Не дожидая ответа, сделал вывод и бросил на сиденье дипло¬мат. Затем стянул с себя кожаное пальто, повесил на крючок и тя¬жело плюхнулся к столику.
– Пах-хородский? — не унимался он, путая буквы в столь труд¬ном слове.
– Свои... — буркнул
– Ну ты и молодец! — восхитился Добрыня. — А я сейчас взял в ресторации коньяк на дорожку, да вон друзья отняли, понимаешь. «Хватит тебе, говорят, ты уже и так по летнюю грузовую марку си¬дишь!»
– Пей, не держи посуду. — Сергей подал ему наполненный до краёв стакан.
– Так ты же не сказал, как тебя зовут?! — Добрыня просительно смотрел на Сергея, не смея прикоснуться к чужому вину, не познакомившись с благодетелем. — Меня Виктор зови, Пилькин, второй по¬мощник, ревизор, значит. А ты где?
– Толян меня зовут, понял? Анатолий, — нехотя, не отдавая себе отчёта, зачем, солгал Сергей. На фоне собственных неурядиц его раздражали лучистое благополучие и довольство этим прекрасным ми¬ром, исходившие от добродушной физиономии Виктора.
– Угу, — успокоился Виктор и зацедил из стакана, проливая под качку вино себе на майку с надписью через грудь по-английски: «Син¬гапур»,
Допили вино. Виктор сник на глазах. Его убаюкали ритмически равномерное качание вагона и однообразный перестук колёс, напоми¬нающий обрывок какой-то повторяющейся фразы.
– Будь другом, — вскинулся он, — сходи к проводнице, попроси постель. А то я уже — тяжёлый. И себе заодно. — Он вытащил из внутреннего кармана пальто едва распечатанную пачку пятирублёвок, с трудом выловил из неё одну купюру и подал Сергею.
Поколебавшись, Сергей взял деньги и вышел из купе.
«Пятёрку кинул. Добрый. А кому это он «на чай» бросил: мне или ей? Или нам с ней, на двоих?> — Сергей вышел в тамбур и закурил. В другое бы время ничего страшного: попросил человек уважить, не идти же ему на четвереньках... Ну, дал деньги, какие попались. Можно сдачу принести... Но сейчас, когда он был в отчаянии, всякий жест бил по самолюбию и унижал...
Раздражали и присутствие этого, со всех сторон благополучного Виктора Пилькина, и его кураж с дружками, и купеческий вид, и жест с мятым пятериком...
«Уйти от него в другой вагон? Подумает — пятерик хотел зажать. Пятьсот я бы ещё зажал на время, с отдачей...» И тут он почувствовал, что у него зреет решение.
Оно зародилось непроизвольно, само...
«А что если... занять у него пару сотен. Без спросу. Когда уснёт. Добром-то он не даст первому встречному. И сойти с поезда. А потом выслать ему деньги прямо на судно: прости, мол, были критические обстоятельства. Благодарю. Ведь шиковал он сейчас, поди, в ресторане. Официантке, небось, дал себя обсчитать за то, что позволила мацнуть за крутое бедро. Коньяк, говорит, дружкам оставил. И всех при этом ещё благодарил... Потому что для него деньги — тьфу! Нет сегодня — будут завтра. У него есть главное: работа и дом, где его ждут. А мне нужно только на билет да гостинец матери купить. Не с пустыми ж руками на порог явиться после того, как ещё недавно были в кармане такие тысячи, что этому пароходскому гусю столько на весь экипаж не выдавали! Рискну! Иначе зачем тогда назвался чужим именем? Судьба два раза подряд не улыбается».