В исключительных обстоятельствах
Шрифт:
А за ними, на свободе, люди живут! Влюбляются! Возятся с детишками. Работают, там тоже есть товарищи. Есть и увлечения, хобби. И, наконец, мож¬но съесть сегодня жаркое, а завтра целый день сидеть на зелени! И жизнь кипит, и что-то происходит, и это такое чудо из чудес — Жизнь!
В колонии же, если что и происходит, то всё не к радости... Даже если кент выходит на волю, оставшиеся не спят две ночи, а то и ревут втихаря... Колония — это отсрочка жизни, вычеркнутые годы. А жизнь одна. Нельзя одну просидеть, а вторую прожить, потому что у каждо¬го
А в молодости, как говорят французы, — вся жизнь! Нет! Не существует таких причин, таких материальных благ, ради которых стоило бы пойти на годы за колючую проволоку...
Ничего этого Сергей не знал, и, может быть, поэтому на третий день всё-таки решился и полез в свою сумку...
Эту связку ключей он обнаружил в каюте у Толяна, в одном из нижних ящиков, когда искал курево. Они принадлежали находивше¬муся в отпуске судовому плотнику, хозяину всех судовых дверей. На связке были два ключа-вездехода. «Мастер» — называют такой ключ на судне, а владеют такими отмычками лишь два доверенных лица — старпом и плотник.
Ну и дела! С «мастером» я теперь здесь как мастер, — обра¬довался Сергей, имея в виду капитана. — Могу теперь «ходить в го¬сти» за чтивом и куревом в любую каюту!
Что он и делал по ночам, отоспавшись, как сова, днём.
Оба «мастера» он «ненароком» унёс с собой. И, как ружьё, которое в последнем акте пьесы должно выстрелить, эти отмычки должны были сработать в руках владельца...
Рядом с автобусной остановкой — пятиэтажка. Он зашёл с обрат¬ной стороны, со двора, и сразу — в первый же подъезд...
Сердце колотилось так, что, казалось, его удары слышны на весь дом... «А они ведь подумают, что грабитель был чистый живодёр. Зна¬ли бы, как я сейчас дрожу, прямо-таки ноги не держат», — думал он, не в силах сосредоточиться.
Остановился на втором этаже. На клумбу сигануть можно, и то спокойнее... «Спрошу Иванова, если откроют, — решил он, но тут же испугался: — Не-а, Иванов не годится. Ивановых в России — каж¬дый третий. Ну, не Кобзона же спрашивать!
Спрошу Колесова, так уж не запутаюсь», — а палец жал уже кнопку звонка...
Тихо...
И тогда Сергей не дыша достал «мастер»...
Первый ключ в русский замок не входил. С перепугу Сергей чуть было не оставил опасную затею до лучших времен, но перед взором мелькнули оба Иришкиных зам¬ка, со звоном отлетевшие на тренировке...
От второго ключа дверь бесшумно подалась, он скользнул в квартиру и прислушался, готовый бежать назад.
На кухне бодро разговаривали двое, смеялись. Заиграла музыка, и он, едва не потеряв сознания, с облегчением вздохнул: радио-репродуктор. Обошёл квартиру.
Никого! Раздражал запах чужого жилья, в спешке брошенные интимные вещи, а особенно — бодрый голос диктора, ненужный, словно свидетель.
Он прошёл на кухню и зло рванул штепсель из розетки. Стало так тихо, что слышно было тиканье часов на стене.
Он стал вспоминать: что и где хранила Ленка?
Открыл дверцу серванта
Больше мне ни¬чего не надо. Здесь хватит на небольшой ювелирный магазинчик. — восхитился обрадованный удачей Сергей, запихивая спешно колючие сокровища в карман. — Это кто же, интересно, здесь живёт? Навер¬ное, не меньше, чем директор овощебазы, а?» — Окинув стены быст¬рым взглядом, он обнаружил панцирь лангуста, китовый ус в серван¬те, снимки загарпуненных китов и портрет бородача в форменной мор¬ской фуражке.
«И как я раньше не заметил этого маримана? Ладно. Не его, а вот эту жлобиху пощипал маленько. Побрякушки её только портят. У-у, туземка», - процедил он в лицо портрету на стене с изображени¬ем очень недовольной, полной женщины. Хотел уже уходить, но вспом¬нил: в стопке чистых простыней Ленка хранила деньги.
Пошарил — точно, есть! Считать некогда, потом. Метнулся к двери, послушал: тихо...
Что-то тянуло назад, в комнату. Обернулся с порога — ваза с дорогими конфетами!
«Ах ты, мать честная! От конфет я ещё ни разу в жизни не отказался! — Сергей схватил в коридоре спортивную сумку, вытряхнул из неё какую-то обувь... На глаза попались кеды детского размера, кроссовки. — Так. Что же получается? Берём кон¬феты, кроссовки и... вот этого красавца, — он мигом засунул в сумку кассетный магнитофон, — и, да простят мне малолетки грех: спишут, скорее всего, за их счет...»
Выскользнул из квартиры. Поставил сумку в уголок, под лестнич¬ный пролёт, выглянул на улицу: на противоположном углу дома иг¬рали дети несмышлёного возраста. «Беспечный народ, россияне, хоть грузовик подгоняй! А я в хате-то дрожал».
Он вернулся, непонятно зачем запер дверь и, сдерживая себя, чтобы не идти слишком быстро, неспешно завернул за угол и сел в подошедший автобус...
УДАВКА
Вечером он повёл Ирину в ресторан. Хотелось сбросить напря¬жение трудного дня, мысли всё ещё держали его в подробностях «того» визита. Денег там он взял мало, около сотни, и на дорогу их всё равно не хватало. Значит, надо было найти покупателя на такое золото, а где его искать и каким образом, он не знал.
В скупку, конечно, идти нельзя: в каждом кинофильме перво-наперво показывают, как трясут скупку. Старые моряцкие приёмы всё нести на «забой» в гастрономы и кабаки вызывали опасение, но посмотреть, «понюхать воздух» не мешало...
Не слушая Ирину, вертевшую головой в радостном возбуждении, он думал о своём и только поддакивал ей. Потом, извинившись, вышел покурить.
Он прошёл, медленно ощупывая глазами затемнённый зал, стремясь угадать среди сидящих за столиками, официанток и всех встречных-поперечных жаждущих озолотиться. Но не обнаружил даже намёка, отвечающего его заботам.