В исключительных обстоятельствах
Шрифт:
– Он любит! А ты? Ты кого любишь? Или тебе это ни к чему? Ах ты, вербота вчерашняя! Небось, в застиранном платьице сюда привезли, за казённый кошт. А тут ты приклеилась-прислюнилась к рыбакам, нигде не работаешь. На какие деньги живешь, а? Рыбина ты гнилая! Проститутка портовая! — распалился Сергей.
– Уходи, не оскорбляй! — взвизгнула Ленка. — Не то вызову милицию! Ты сейчас — бродяга, нигде не прописан! За шубу мой жених с тобой рассчитается, если ты на неё намекаешь. Если не ценишь того, что ты... спал со мной! — добавила она обидчиво.
– Я подарки назад не
– Хватит! Пусть очередной покупает, — шипел он, спускаясь вниз по лестничным маршам.
Сзади похоронным звоном щёлкнул дверной замок, как бы поставив точку на их планах.
...Сергей оглянулся по сторонам и поднял с тротуара незатоптанный в ночном безлюдье свежий «бычок». Первый встречный, небри¬тый мужчина в кепке на глаза, привычно дышал в сторону и дал Сергею прикурить, лишь опершись мизинцем в его пальцы, — его ко¬лотил тремор. Если говорят, что встреча с мужчиной в новом деле — к счастью, то эта встреча никаких просветов в жизни не сулила, скорее всего, это был намёк судьбы на предстоящий декофт — лютое безде¬нежье.
– Куда же пойти? — пробормотал он, мысленно возвращаясь к разговору с Ленкой и подбирая для неё самые оскорбительные слова. Он не мог сейчас сознаться себе в том, что, позови его Ленка назад, наври ему с три короба, он вернулся бы не раздумывая и любил бы её ещё больше, и шептал бы ей совсем другие слова... Более того, он втайне желал, чтобы всё случилось именно так, и даже надеялся, что так оно и будет, когда он снова окажется на белом коне, возвратясь из заграничного рейса, разодетый в пух и прах, запакованный деньгами... А почему бы и нет?
«Пойти на морвокзал? — раздумывал он. — А что там высиживать? Дядей в фуражках, чтоб увезли на Эгершельд, в спецприемник? А друзья... Те — в морях, а эти — «безлошадные», такие же, как и я. Живут на судах, в опостылевших до смертной тоски каютах, под гласным и негласным надзором судового начальства, с чувством голого среди одетых.
Но даже к ним попасть, чтобы излить душу да занять денег, наконец, — не получится. Пропуск в порт изъяли при увольне¬нии...»
Оставалось последнее: изловить кого-нибудь в Управлении или у кассы. Кого-нибудь из тех, кто ещё не знает о его окончательном прогаре и кто не разменял солидарность к старому корабельному то¬варищу на сберкнижку, дачу, машину. Всё меньше остается их, ста¬рых корабельных, всё больше так... Верёвки!
Обозначив хоть какую-то призрачную цель, Сергей перепра¬вился с первым паромом через бухту и медленно сошёл вместе с ред¬ким ручейком воскресных пассажиров на западной стороне, у судо¬ремонтного завода.
Почти все его попутчики мышками прошмыгнули через проход¬ную завода. Сергей замедлил шаг, соображая.
«А здесь, наверное, можно залечь на время, а? — раздумывал он, читая одно за другим названия знакомых судов, ошвартованных у стенки завода. —
Так! Этих ветеранов труда за километр видно — пропуск не предъявили... Их наверняка и так знают... Этот, с тяготами земными на руководящем челе, аж смотреть ему в глаза боязно: сразу найдёт кучу недостатков — скорее всего, начальник средней руки. Ему, ко¬нечно: «Будьте любезны, Сан Саныч!..» Пацан в спецухе вышел! Видно же — работяга, куда ж его, в рабочее время-то, выпустили, гонцом, что ли?.. Постой! Так никто же вообще не проверяет! Вот те раз! А та¬кая капитальная проходная-проездная выстроена, от вида оторопь берёт. Странно. Да, но с чем в гости? Денег-то... забыл шелест. А для затравки надо чего-то в руце держать...»
И, сразу вспомнив о перчатках, он стремглав бросился наверх, по виадуку, в ближайший гастроном, не раз выручавший в безденежье. Дело знакомое!
В родном гастрономе он шепнул продавщице сквозь зубы, зыркнув по сторонам для особого интима:
– С последним заходом в Сингапур... — и выложил ей за прила¬вок пакет с иероглифами.
– Сколько? — спросила продавщица, зашелестев упаковкой с чудными буквами.
– Два пузыря и пачка сигарет.
– Белой?
– А ты хочешь предложить мне жёлтую – коньяк?
– Остряк! Хватило бы и одной, — хмыкнула она, но, заметив, что напарницы по прилавку навострили уши, исчезла, а через минуту вручила ему пакет.
Набрав скорость и сделав озабоченное лицо, Сергей пулькой пролетел через ладно сработанную вертушку проходной.
Боковым зрением успел схватить просторное, как вокзал, помещение, в дальнем углу которого толстая тётя в форменном пальто сидела за чайной церемонией. Она не обращала ни малейшего внима¬ния, как того требовал чайный этикет, на суету у вертушки в обоих направлениях.
«Ну и порядочки! — задело даже лазутчика Сергея. — Самому в ВОХР податься, что ли?»
Однако он подался не в охрану. Первым судном на его пути махиной вздыбились «Горы», и он решительно направился к трапу.
«Лучше гор могут быть только «Горы»...» — невесело скаламбурил он словами поэта, распаляя в себе охотничий азарт: сейчас требовалась импровизация!
– Новикова позови, — обратился Сергей к насупленному вахтен¬ному у трапа, утопавшему в измызганном брезентовом дождевике до пят. Этого Новикова Сергей никогда в глаза не видел, но его фамилия красовалась на доске «Вахтенная служба» за спиной у стража, причем дата красовалась — вчерашняя!
Нету. Уже домой слинял. Через пару дней придёшь, — вахтен¬ный был не в духе, смотрел мимо.
– Ну, а с этим чего делать? Носить через вертушку туда-сюда, пока вохровцы отнимут? — Сергей дёрнул замок «аляски» до того ме¬ста, где на животе, как две сестрички, грелись две белые головки.
Матрос сменил выражение лица. Он увидел то, что в воскресный день почитается за чудо. Как раз, будучи ярым реалистом, он был так хмур с утра, но чудеса, как оказалось, бывают! Из дремотного миража и прямо — в явь, с доставкой на дом!