В канун Рождества
Шрифт:
— Оскар!
— Я тут.
— Ты можешь выйти и помочь мне?
Он вышел ей навстречу со стаканом в руке и сказал:
— А я тут выпиваю тайком от тебя.
Но Элфриду это не смутило.
— Хорошо, но у меня на заднем сиденье две огромные коробки.
Дверца машины была распахнута. Он протянул руку над плечом Элфриды и захлопнул ее.
— Потом.
— Но…
— Мы внесем коробки потом. Иди сюда. Мне нужно с тобой поговорить. Есть новости.
Элфрида широко раскрыла глаза.
— Что-нибудь плохое?
— И да, и нет. Снимай пальто и пойдем на кухню,
— А где Люси?
— Повела Горацио на прогулку. А Сэм и Кэрри еще не вернулись. Так что впервые за все время мы предоставлены самим себе. И давай не терять понапрасну драгоценные минуты спокойствия и тишины. Хочешь джина с тоником?
— Если мы действительно будем теперь пить среди бела дня, то я бы предпочла шерри.
Элфрида расстегнула пальто, бросила его на перила лестницы и проследовала за Оскаром на кухню.
— Оскар, ты весь красный и так возбужден. Что происходит?
— Сейчас расскажу.
Она села за стол, он принес ей шерри и тоже сел.
— Твое здоровье, дорогая.
— И твое, Оскар.
Джин с тоником был довольно крепок, но замечательного вкуса и как раз такой крепости, что требовалась желудку. Оскар поставил стакан и сказал:
— Я буду говорить медленно, потому что дело очень важное и сложное, но не перебивай меня и не задавай вопросы, хорошо? Иначе я собьюсь.
— Постараюсь..
— Ладно. Первое: сегодня утром умер майор Билликлиф. Мне позвонили из госпиталя.
— Ах, Оскар, — и Элфрида поднесла руку ко рту.
— Да. Знаю. Мы так и не выбрались, чтобы с ним повидаться. Мы так и не посидели у его кровати и не покормили его виноградом. Но, честно говоря, по таким дорогам мы к нему никогда бы не доехали.
— Да, но это не самое печальное. Печальнее то, что он был так одинок и умер в одиночестве.
— Нет, он был не один. Он лежал в отделении под присмотром заботливых медсестер, и вокруг все время были люди. Он был не так одинок, как дома после смерти жены.
— Надеюсь. — Элфрида подумала и вздохнула. — Но это все очень сложно. Ведь ты записан, как ближайший родственник… Это значит?
— А теперь слушай.
И он ей все рассказал. Как позвонил адвокату Мурдо Маккензи, и как тот снял с него весь груз ответственности. О гробовых дел мастере из Инвернесса, мистере Лагге, и что тот обо всем позаботится, и о кремации, и о поминальном зале.
— Но когда будут похороны?
— В конце следующей недели. К тому времени все жители Кригана, возможно, уже сумеют добраться до Инвернесса. Не будет же снег лежать вечно. Рано или поздно начнется оттепель.
— Надо бы дать извещение в газете.
— Мистер Маккензи и это взял на себя.
— И хорошо бы оповестить местных жителей.
— Я позвоню Питеру Кеннеди.
— Господи, какое же неудобное время выбрал майор, чтобы умереть.
— Это именно то, что я подумал, узнав о его смерти, но потом взял себя в руки и подавил такие нехристианские мысли.
— Ну ладно, на том и кончим.
— Нет, Элфрида, это еще не конец.
— Еще что-нибудь?
— Прежнее завещание Билликлифа утратило силу, поскольку его жена умерла. И ему пришлось составить новое. Так вот, он сделал меня своим единственным наследником. Нет, ни слова, пока я не закончил! Это значит, что он оставил мне свой дом, автомобиль, собаку и прочее имущество. После уплаты всех расходов останется около двух с половиной тысяч фунтов. Это все его сбережения. Он жил на одну пенсию.
— Свой дом? Он завещал тебе свой дом? Потрясающе! И как трогательно. Как мило с его стороны. Какая доброта! А у него действительно больше нет никого? Из родственников?
— Никого.
— Бедняга. Как же он был одинок. А мы, Оскар, как же мы ужасно к нему относились.
— Но он об этом не знал.
— Прятались, опасаясь, как бы он не пришел в гости.
— Не напоминай мне об этом.
— А что ты будешь делать с домом?
— Не знаю. Еще не успел об этом подумать. Наверное, продам. Но сначала надо освободить его от хлама и, возможно, продезинфицировать.
— А какой он, этот дом?
— Ты же знаешь, видела. Никудышный.
— Нет, я хочу спросить, сколько там комнат? Там есть кухня? Ванная?
— Наверное, если говорить на жаргоне агента по продаже недвижимости, «две сверху, две снизу». Очевидно, после войны пристроили кухню и ванную, где-нибудь сзади.
— А куда выходит фасад?
Оскар должен был сначала поразмыслить.
— Дверь выходит на север, значит, фасад на юг.
— А сад есть?
— Да, небольшой земельный участок. Я плохо помню, но миссис Фергюсон выращивала там картофель и лук-порей. И еще там была яблоня.
С минуту Элфрида молчала, переваривая новость. А затем, к удивлению Оскара, спросила:
— А почему бы тебе туда не переехать?
Оскар воззрился на нее, не веря своим ушам.
— И жить там? В одиночестве?
— Да нет, глупый. Я перееду с тобой.
— Но ты же говорила, что дом ужасный.
— Нет таких домов, которые невозможно переделать. Нет такого жилья, которое нельзя улучшить, увеличить, заново перепланировать и перекрасить. Уверена, что когда там жил лесничий, это был уютный маленький домик. Нам он показался таким ужасным из-за пепельниц с окурками и захватанных грязных стаканов.
— Но у меня есть дом. Вот этот.
— Половина дома. Это недостаточная гарантия стабильности. Ты мог бы продать свою половину и получить семьдесят пять тысяч фунтов, которые можно истратить на ремонт дома майора Билликлифа, и потом жить в нем спокойно и счастливо.
— Ты хочешь, чтобы я продал свою половину дома? Покинул Криган?
— Оскар, не надо так ужасаться. Это действительно удачная мысль. Сэм Ховард хочет приобрести весь дом, а Хьюи Маклеллан спит и видит, как бы отделаться от своей половины. Я знаю, что тебе здесь нравится, и мне тоже, но, согласись, дом большой, почти без мебели, и когда Сэм, Кэрри и Люси уедут, мы снова будем здесь одни, как пара горошин в пустом стручке. И еще, мне кажется, что этот дом предназначен для целой семьи, а не для двух милых старичков вроде нас с тобой. Здесь должна жить молодежь, расти дети…