Шрифт:
Глава 1. Артек
Нас с Женькой снова рассадили. Такое уже было в этом году. Раза три, а может, и больше. Но сейчас терпение нашей учительницы Ольги Дмитриевны лопнуло окончательно. Она так и сказала:
– Все, ребята. Мое терпение лопнуло окончательно, – и пересадила моего друга к Игорю Альтшуллеру.
Игорь отличник, как и я. Теперь ему поручили перевоспитывать троечника Женьку.
Только разве его перевоспитаешь? Он не дурак, мог бы и сам хорошо учиться. Вот только лень вперед него родилась, как говорит моя бабушка Крестная. К тому же он тихо говорить не умеет,
Эх, этого Женьку, да к нашему Ленчику. Тот бы его быстро перевоспитал. Ленчик вор авторитетный, с ним не поспоришь. Что не так, сразу в морду.
А Женька любит спорить. Прав, не прав, все равно будет доказывать, пока с ним ни согласишься, хотя бы понарошку. А не согласишься, может и в драку полезть. Меня он, правда, боится. Как-то не удержался, дал ему раза два под дых, как Ленчик учил. Больше с кулаками не лезет. Схватит сзади и держит, пока не сдамся. И не вырвешься – он сильней меня. Так вот и спорим, иногда даже на уроках.
Похоже, он привык быть первым, потому и спорит со всеми – и в классе, и во дворе. Как ни как, его папа авиационный генерал! Правда, сам Владимир Владимирович добрый. Он только смеется, когда Женька пытается спорить даже с ним, с отцом.
Сына он балует. Подарил ему настоящий офицерский кортик. А совсем недавно, на день рождения, – охотничью двустволку. Патронов только нет, но это не беда. Если что, можно взять у дяди Коли. Он охотник. У него таких патронов много, не заметит.
А вот мама у Жени строгая и такая же шумная, как он. И тоже любит быть на виду. Она у нас председатель родительского комитета. Всеми командует: нами, нашей учительницей Ольгой Дмитриевной, завучем и даже моей мамой – та тоже в родительском комитете.
За глаза все называют её “генеральшей”, а кто-то из родителей однажды сказал, что она типичный “генерал в юбке”. Все так смеялись, даже Женя, потому что никто никогда таких генералов не видел – с лампасами на юбках.
Не знаю почему, но все три года учебы я всегда помогал кому-нибудь из отстающих. Сначала то был Вовка Бегун. Но он мой друг еще с дошкольных времен. В первом классе, когда мы учились вместе в нашей, тогда еще мужской школе, я сидел с ним за одной партой. Учеба ему не давалась, но с моей помощью он легко вытягивал на троечку с плюсом любой предмет, даже арифметику.
Дома его за те тройки жестоко пороли ремнем. Даже плюсы не спасали. Отец хотел, чтобы он стал отличником, как я. Но в это не верила даже Ольга Дмитриевна. К концу года у Вовки стали появляться четверки, за которые его тоже пороли, хотя и не так усердно. Но во втором классе его и еще десятка два наших ребят променяли на девчонок. Наша мужская школа вдруг стала, как все, смешанной.
А ко мне посадили Вову Сигова. Сказали, по просьбе его родителей. Отец Вовы большая шишка и очень хотел, чтобы сын хорошо учился. У Вовы это не получалось. Как сказала Ольга Дмитриевна, ему не хватало усидчивости, зато у меня ее было на двоих. Вот нас и усадили за одну парту, усидчивость делить. Через месяц Вову было не узнать – он стал твердым “хорошистом”.
А меня вдруг пригласили в дом на Сумской улице, где обитало важное харьковское начальство и где в огромной квартире жил Вова Сигов с родителями и прислугой. Как же мне у них
– Чем же тебя угощали, сынок, что ты до сих пор есть не хочешь? – удивилась мама, когда отказался от картофельного супа.
– Мама! Я ел куриные котлеты с чем-то очень вкусным! А потом пил вишневый компот с пирожными. Как же вкусно! – поделился с ней. Она лишь тяжело вздохнула, придвинула к себе мою тарелку и начала с аппетитом есть суп без хлеба. Хлеба у нас снова не было, вот уже несколько дней.
На следующий день прямо из школы мы с Вовой пошли к нам. Мой друг с удивлением оглядел наше скромное жилище. Зато ему понравился огромный сундук, в котором хранились вещи. Днем мы с Сашкой сидели на нем за обеденным столом, а ночью он служил мне кроватью.
– Какое чудесное кресло! – восхитился Вова, когда мы уселись с ним не на голый сундук, а на полушубок, подложенный мамой специально для моего гостя.
Мама не рискнула угостить его нашим пустым супом и картошкой. В тот день у нас, наконец, появился хлеб. Она нарезала его мелкими ломтиками, полила постным маслом и посыпала солью. И мы ели тот хлеб, запивая кипятком из железных кружек.
– Чем это вы нашего Вовочку угощали? – спросила на следующий день Вовина нянечка мою маму, встретив ее в школе, – Пришел вчера от вас и с таким восторгом рассказывал родителям. Ничего, говорит, вкуснее не ел.
Мама только рассмеялась – оказывается, и куриные котлеты могут надоесть.
Днем мы готовили с Вовой уроки, а вечером, когда приезжал с работы его отец, играли в настольные игры, или смотрели диафильмы на большом белом экране. У Вовы их было много. Каждый день новые. Как же мне нравилось у них!
Но наша дружба кончилась быстро, как и началась. Мне трудно понять, был ли я тому причиной? Возможно, был.
– Что за шкет с тобой ходит? – спросил Ленчик, поджидавший меня из школы.
– В нашем классе учится, – ответил ему.
– Он не на Сумушке живет? – проявил тот поразительную осведомленность о местожительстве моего нового друга.
– На Сумушке.
– В большом доме?
– Ага.
И Ленчик долго расспрашивал о том доме, попасть в который было не просто. Надо позвонить из автомата по городскому телефону 3-63-56 в квартиру Вовы, и только тогда охрана, предупрежденная хозяевами квартиры, пропускала в дом.
– Ладно, Толик, твоя задача достать ключи от квартиры. У твоего шкета они есть?
– Нет. Его встречает нянечка.
– Вот у нянечки и возьми, – дал задание Ленчик.
– Как?! – ужаснулся я, мгновенно сообразив, во что втягивает авторитет.
– Ты умный, Толик. Сам сообразишь, но на этой неделе ключи должны быть у меня, – объявил Ленчик и, дружески хлопнув по плечу, ушел.
В свои девять лет сообразить, как правильно поступить, я не мог. Знал лишь, что не выполнить приказ авторитета невозможно. Нельзя даже рассказать кому-либо о его задании – это секрет, который кроме нас двоих не должен знать никто. Ну, а сообщить родителям или заявить в милицию – такое даже в голову не могло прийти. И дошкольник знает – это измена.