В Крым на велосипедах
Шрифт:
И я жил с этой кашей в голове, пытаясь самостоятельно разобраться с тем, чтоне под силу даже взрослому человеку. Лишь твердая вера в высшую справедливость поддерживала меня, третьеклассника, в то непростое время формирования личности.
Несмотря на то, что Женьку пересадили к Игорю, мы остались друзьями. Ведь теперь нас связывала не только учеба в школе, а нечто гораздо большее – мечта о море. Мы могли говорить об этом не только на переменках, но и у него дома, где пропадали допоздна, готовя уроки и читая морские книги из домашней библиотеки
А ко мне подсадили Таню Лановую. Сидеть за одной партой с девчонкой было непривычно, но гораздо спокойней. Она не задиралась и не болтала на уроках. Очень скоро Таня стала у меня “воспитательницей Тяо”. Тогда мы с ребятами готовили номер, где она исполняла роль китайской воспитательницы. И еще несколько лет потом в классе ее звали не Таней, а китайским именем Тяо. Тот иероглиф ее имени я запомнил на всю жизнь, изрисовав им все ее и свои тетрадки…
А когда в нашем пионерском отряде меня избрали звеньевым, появился еще один пунктик:
– Тяо, что же это получается? Звеньевой у нас я, а Лановая почему-то ты, – шутил я (ведь украинское слово “ланкова” и значило “звеньевая”). Таня густо краснела, и била меня книгой по голове, правда, не больно.
Известие о путевке в пионерлагерь “Артек” принесла генеральша:
– Ну, Толя, поздравляю. Летом поедешь в пионерлагерь. Ты у нас первый кандидат в “Артек”. Теперь хоть на море побываешь, – сообщила она оглушительную новость.
Я не успел ничего понять, а расспрашивать было некогда – прозвенел звонок на урок. Но она осталась с нами, а в класс вместе с Ольгой Дмитриевной неожиданно вошел наш пионервожатый Женя Решетников.
Он-то и рассказал классу, что для пионеров-третьеклассников нашей школы выделена одна путевка во Всесоюзный пионерский лагерь “Артек”. Совет дружины рассмотрел все кандидатуры и решил, что самая достойная – это отличник учебы звеньевой Зарецкий.
Даже услышав свою фамилию, все равно не мог до конца осознать, что вожатый говорит обо мне. С трудом верилось, что этим летом в “Артеке” может исполниться заветная мечта – я впервые увижу и услышу море. Живое море, а не нарисованное или на киноэкране.
После пионервожатого выступила Ольга Дмитриевна. Она рассказала, что педсовет школы утвердил мою кандидатуру, ведь все три года учебы я был не только круглым отличником, но и помог подтянуться нескольким одноклассникам. Был старостой класса, а теперь звеньевой отряда.
Последней выступила председатель родительского комитета. Она сообщила, что родительский комитет согласен с кандидатурой и готов, учитывая тяжелое материальное положение многодетной семьи, выделить деньги на мою экипировку.
Все бросились поздравлять, а я чуть не расплакался от неожиданно привалившего огромного счастья.
Дома новость уже знали от мамы – она была на том заседании родительского комитета. Не сказала мне лишь потому, что, как и я, не могла поверить в удачу.
– Вот видишь, Сашка, зачем надо учиться. Я вот старая, а за всю жизнь так на море и не побывала. А Толику только десять, а он уже все увидит своими глазами, – воспитывала
Все время до летних каникул летал, как на крыльях. Мне все удавалось. Удалось, казалось, невозможное – порвать с шайкой Ленчика. Меня ловили, жестоко били, но я не сдавался. Моя совесть была чиста: я так и не совершил ни одного преступления. Даже украденные у нянечки ключи оказались бесполезными. Как рассказал Ленчик, группа воров-домушников смогла открыть теми ключами лишь двери неохраняемого черного хода. К новым замкам квартиры они не подошли, а долго топтаться у закрытой входной двери, пытаясь открыть её простыми отмычками, или взломать, в охраняемом доме было опасно.
Именно в те дни я решил, что когда вырасту, всеми силами буду бороться с псевдокоммунистами за настоящие, а не извращенные ими, ленинские идеалы. И моя совесть успокоилась окончательно.
А сколько книг перечитал той весной о знаменитом на всю страну пионерлагере “Артек” и об артековцах, для которых летний отдых в этом лагере стал самым памятным событием в жизни. Книжки были без картинок, но замечательные рассказы и мое воображение создали фантастический образ некого дворцового комплекса на берегу южного моря, где в сказочной красоте, достойной султанов и падишахов, жили юные пионеры.
Те дворцы были, разумеется, очень похожи на наш красивый харьковский Дворец пионеров, но только увеличенные во много раз – ведь лагерь был Всесоюзным. А дворцовые парки, конечно же, напоминали сад Шевченко с его зоопарком. Конечно, вместо огромных дубов в тех парках росли баобабы, а вдоль широких асфальтированных тротуаров рядами тянулись пальмовые рощи. И те экзотические деревья были просто-таки усеяны кокосами и бананами – фруктами, которых в ту пору не только не пробовал, но и не видел, даже на картинках.
А огромные морские пляжи представлял в виде нашего колхозного выгона для скота. Только не поросшего высохшей под солнцем бурой травой со свирепыми колючками, а сплошь засыпанного красивым красным песком из нашего карьера.
Видел в своем воображении и гигантскую гору Аю-Даг, или Медведь-Гору. В зоопарке как-то раз долго смотрел на этих животных, пытаясь представить их в виде горы, покрытой каменистыми скалами, по которым пробираются пионеры. Но те медведи целыми днями стояли на задних лапах и просили угощений. А один мишка даже отдавал честь, будто он военный или милиционер. На гору была похожа лишь медведица на картине Шишкина “Утро в сосновом лесу”. Вот такую гору я себе и представил.
А вот вообразить пионерский костер и вовсе не составило труда. Жечь костры было одним из развлечений деревенских ребят. Главное, достать спички. А уж пионерам в лагере “Артек” их наверняка выдают каждому по коробку, ведь там собираются самые сознательные школьники, одни отличники.
Ну, а море – это море. Его я представлял, как на картинах, бурным, в огромных волнах, разбивающихся о скалы Медведь-Горы.
И вот, наконец, окончился учебный год. Нам раздали табеля. У меня снова были одни пятерки. Мы перешли в четвертый класс. Начались летние каникулы.