Въ л?то семь тысячъ сто четырнадцатое…
Шрифт:
…Да, к наследственной монархии я, как и многие мои современники, отношусь негативно — и именно из-а того, что она наследственная. И не столько потому, что близкородственные браки отвратительно влияют на физическое и психическое здоровье царских и королевских отпрысков — достаточно вспомнить безвинно страдавшего всю недолгую жизнь цесаревича Алексея Николаевича, — сколько потому, что с раннего детства монаршьи наследники воспринимают себя непогрешимыми и неподсудными законам божьим и человеческим. Это вообще свойственно всяческим «мажорам», но наследник престола, его братья и сёстры в этом смысле вообще вне конкуренции за крайне редкими исключениями. Да и правящие монархи порой бывают крайне неадекватными: помнится, когда-то мне попалась историческая повесть, где действие происходило в средневековом Константинополе — и я был шокирован описанием поведения тогдашнего императора Михаила, бродившего с
Тем не менее для меня, замещающего русского царя в его собственном теле, удобно и полезно в монархии то, что конечное решение всех значимых вопросов внутренней политики страны остаётся за государем. Потому, распрощавшись с Романовым и Лыковым-Оболенским, я уже знал, что в конечном итоге боярский Правительствующий Сенат «приговорит» и будет по-моему. крепости на местах, где в моё время стояли Кронштадт и Ростов-на-Дону всё-таки будут возведены. Столицу же на приневских болотах строить совершенно ни к чему. Когда понадобится торговый порт для морских кораблей — его можно будет устроить в городе напротив крепости Орешек, прокопав судоходный канал, чтобы обойти невские пороги: обойдётся заметно дешевле петровского «парадиза» и по деньгам и в человеческих жизнях.
Людей нужно беречь — в какой-то телепередаче, помню, услышал, что при том же Петре Алексеевиче в результате его постоянных войн и переделки Руси на западный манер, страна потеряла порядка двадцати процентов мужского населения. То есть не стало каждого пятого взрослого мужчины, ну а баб и мальцов тогда вообще никто не учитывал… Пётр, конечно, Великий, но…
Так сложилось исторически, что русский народ — самый малочисленный в Евразии относительно занимаемой страной территории. И дело тут не только в отражении постоянной агрессии соседских государств, не только в почти ежегодных набегах людоловов, уничтожающих хозяйство наиболее хлебородных территорий Московской Руси и угоняющих в рабство десятки тысяч русских людей — не раз случалось, что они добирались до самой столицы и даже сжигали её дотла. Дело ещё и в том, что, в отличие от тёплой Европы, омываемой горячим течением Гольфстрима и стран Востока, где ткни в землю палку и вскоре иди собирать плоды с выросшего дерева — центральнорусский климат, не говоря уже о более северных землях, малопригоден для земледелия. Да и существующие сейчас, в самом начале семнадцатого века, методы ведения сельского хозяйства позволяет получать в хорошие годы урожаи лишь слегка перекрывающие собственные нужды земледельцев, которым нужно не только кормить светских и церковных феодалов, но и кормиться самим вместе с семействами.
А ведь менять устоявшуюся сельхозсистему крестьяне по своей воле ни за что не станут. И не из-за «деревенской тупости», как в двадцать первом веке любили выражаться некоторые представители так называемой «творческой интеллигенции», порой заменяя термин «деревенская» словами «колхозная» и «совковая». Нет, дело в мужицкой практичности и осторожности. Мужик уверен, что работать на земле нужно так, как работали деды-прадеды, поскольку её, этой самой земли, у него на всяческие агрономические эксперименты просто нет — а ведь нововведение может обернуться пшиком, будет зря потрачен труд, но ничего толком не вырастет. В каком-то из журналов — то ли в «Науке и жизни», то ли в «Вокруг света» ещё до разрушения Союза читал про то, что даже в девятнадцатом веке крестьяне противились, когда власти пытались заставить мужиков начать выращивать картошку. До бунтов доходило, на подавление которых приходилось посылать регулярные войска. Те бунты так и прозвали «картофельными». А вот в СССР картофель по праву занял место одной из основных сельхозкультур…
Мужики могут принять лишь такие изменения, в практичности и безопасности которых смогут убедиться заранее. Потому нельзя «экспериментировать» в масштабах страны, как Хрущёв с кукурузой. Новые методики хозяйствования придётся «обкатывать». Колхозы при феодализме создать не получится, совхозы — то бишь советские хозяйства — тоже. Так что остаётся только волюнтаристски учредить хозяйство государево, то есть госхоз. Есть сейчас на Руси такая категория подданных — дворцовые крестьяне. Живут и трудятся они в личных вотчинах русских государей, то есть в конечном итоге должны подчиняться лично царю, то есть мне. Ну что же, вот завтра поприсутствую на заседании Сената, а послезавтра поеду по сёлам. Заодно и местечко присмотрю для создания первого в мире военного городка…
Именно так: необходимо создавать регулярную армию, которая постепенно сменит быстро устаревающее поместно-стрелецкое войско. И для начала нужен профессиональный полк смешанного типа, объединяющий пехоту, конницу и полевую артиллерию вместе с военными инженерами или, как их здесь называют, розмыслами. На этом полку буду учить будущих победителей — и сам при этом учиться применять свои старшинские познания к условиям семнадцатого столетия. Потому что вскоре придётся драться — и не только обороняя нынешние рубежи, но и отвоёвывая давно утраченное наследие Древней Руси. Поскольку получить нормальные урожаи сейчас можно только на целинных южных чернозёмах, а они нынче — в Диком поле и кочевые орды творят на тех землях всё, что заблагорассудится. Двести лет пришлось в моей истории воевать с татарами и турками, вплоть до эпохи Румянцева, Потёмкина и Ушакова. И если удастся сократить этот срок хоть на полстолетия — это сколько же жизней удастся спасти! А такое — зачтётся если не на Земле, так — Там…
Степан
…А ты меня не спрашивай, где я служу,[18]
Я об этом молчу не случайно,
А я тебе скажу — я при конях служу,
Остальное — военная тайна.
А я тебе скажу — я при конях служу,
Остальное — военная тайна.
Деревянным крючком и копытовой щёткой тщательно, но бережно, чтобы не зацепить нежную стрелку, очищаю от грязи и налипшего мусора копыта Бурушки, заодно осматривая держащие подковы железные ухнали: не ослабели ли? Лучше пусть Лука вовремя подправит, на то кузнецы при Конюшенном дворе и состоят, чтобы всякий «кавалерийский металл» в исправности содержать, чем из-за утерянной подковы кобыла покалечится. На московских улицах, да и в самом Кремле, какой-только дряни не валяется: от битой посуды до утерянных монеток и оружия. Мне самому удалось найти ржавый наконечник татарской стрелы, похожий на маленькую лопаточку. Как стрела залетела за кремлёвскую стену — непонятно. То ли это «привет-напоминание» о нападении крымчаков, спаливших Москву при царе Иване Васильевиче, то ли о Тохтамыше, проделавшем то же самое вскоре после Куликовской битвы — нападения на Русь и других соседей, как известно, старинный ордынский народный промысел. А может быть, трофейный боеприпас потерял кто-то из вернувшихся с войны русских воинов? Впрочем, это неважно: железо в стране нынче в дефиците, так что, насадив находку на смастряченную из ветки рукоять, я обзавёлся полезным в быту скребком, который таскаю в кошеле вместе с огнивом.
А ты меня не спрашивай, где я стою,
Эта местность тебе незнакома,
А я тебе скажу — я за правду стою
Далеко от родимого дома.
Это верно — далеко… Станица, где я когда-то родился, ещё не построена, Закавказье, куда перебралась от расказачивания наша семья, в семнадцатом веке то ли под турками, то ли под персами — как-то специально не интересовался датировкой тамошних завоеваний. А в Москву будущего я перебрался уже будучи давным-давно на пенсии и тот город отличается от нынешнего во всём. Здесь даже кремлёвские стены и башни не похожи на самих себя, какими их привыкли видеть уроженцы двадцатого и двадцать первого веков!
Кожаной, на мягкой липовой основе, скребницей, круговыми движениями счищаю грязь с лошадки. Шея, живот, крестец, ноги… А теперь повторим с другого бока… Лошадь — это вам не кошка и не болонка, на коленки не посадишь, приходится вокруг побегать. Я-то привычный, с детства при табуне крутился, да и в Красной Армии половину войны — в кавалерии. Вот и теперь, после переноса сознания в подростка, живущего в семнадцатом веке, навыки пригодились. Сам-то Стёпка, хоть и из пушкарской семьи, но жили они, мягко говоря, небогато и собственной скотины кроме коровы да пары коз, не имели. И это ещё неплохо: многие жители России, когда в недавнее царствование Бориса Годунова несколько лет подряд свирепствовал Царь-Голод. Не только порезали всю скотину, чтобы прокормиться, но не брезговали псиной, кошатиной, а кое-кто и человечиной оскоромился…
Впрочем, климат на Руси не стабилизировался до сих пор. Сразу после подавления попытки переворота в Москве ударили морозы — это в мае-то месяце! — лужи прихватило ледком, а поля и луга засыпало снегом: хоть и не так обильно, как зимой, но тем не менее…
По царскому распоряжению всех наших тягловых лошадей, как сказали бы в будущем, «мобилизовали на трудовой фронт» вместе с трудниками. Полторы недели пришлось мотаться по округе, укрывая поля соломой и даже сеном, возя хворост для костров-дымарей, разведённых, чтобы хоть как-то спасти посевы от мороза, нарезанный очерет, который собирали задубевающие от ледяной воды согнанные из порубов преступники… К слову, тогда же довелось наблюдать и местную агротехническую новинку: свежевырытые компостные ямы, куда мы также свозили наш груз. Мужики относились к ним резко скептически, дескать, сроду такого не было, деды-прадеды такое б не одобрили… Нет, всё-таки царь нынче прогрессивный, видно, нагляделся всякого, пока по заграницам в эмиграции жил…