Въ л?то семь тысячъ сто четырнадцатое…
Шрифт:
Неопытная в делах супружеских, кои вершатся за затворёнными дверями опочивальни, юная царица возмещает это бурным темпераментом. Ну что сказать? Польская кровь есть польская кровь… Как говорят сами шляхтичи, «наследие сарматов и амазонок». Испуг, испытанный ею в день мятежа, к счастью, прошёл, хотя я спервоначалу опасался, что он сильно повредит нашей семейной жизни. Но, возможно, потому, что молодую царицу мятежники пальцем не тронули, оставив при ней караул, возможно из-за крепких нервов — неприятных последствий у нас с Машей не случилось. А вот более сотни изнасилованных в тот день молодых шляхтянок из царицыной свиты просты дворцовых челядинок пришлось срочно «пристраивать»: не хватает только серии самоубийств в столице! Нынче девушки к такому относятся куда как серьёзно! Большинство, то есть крещёных в православии, включая литвинок, пришлось приказным порядком, не взирая на социальное происхождение, отправить в качестве трудниц и послушниц в Алексеевский и в
В конечном итоге приняли решение: католичек вывезти в Тверь и там компактно поселить за городом в одной из великокняжеских усадеб. Тем временем провести переговоры с королями Франции и Испании на предмет отправки к ним, за соответствующее вознаграждение, этого дворянского «цветника». Там-то точно найдутся женские обители соответствующего профиля. Если же кто из паненок до отправки через Архангельск вокруг половины Европы вдруг сподобится-таки принять православие, а ещё лучше сумеет найти спутника жизни — мы будем только рады. Как говорится, «пани с возу — и повозка лучше едет»…
Тем не менее душу тяготит осознание частичной вины перед этими девицами. Вины не столько своей, сколько «предыдущего» Димитрия Иоанновича. Он, конечно, в чём-то прогрессивный царь-реформатор, на век раньше Петра Великого пытавшийся перенимать всякие европейские полезности… Но вот в смысле радения о внутренней государственной безопасности — прямо-таки кот Леопольд из советских мультфильмов. Как там ему доктор-Пёс говорил? «Вы слишком добрый. Вам надо рассердится». Ведь раскрывали уже боярский заговор и даже Василия Шуйского с присными под арест брали — но царь с какого-то перепугу проникся всепрощенческими настроениями и карать их не стал. Отделавшиеся лёгким испугом заговорщики резонно рассудили: раз нам ничего не было, то нужно повторить попытку. И повторили. Пролилась кровь. А в моей истории крови стало гораздо больше, поскольку прекратившаяся с воцарением Димитрия Смута полыхнула с многократно большей мощью[2]… А не прояви царь мягкотелости, то были бы наказаны — и то, не казнями, а опалой и ссылкой — лишь несколько бояр и максимум с полсотни их приближённых и слуг[3]. Зато не пострадало бы множество непричастных, в том числе и эти несчастные изнасилованные девицы.
Впрочем, теперь Мария Юрьевна, похоже, оклемалась от шока и вчерашним вечером учинила первый семейный скандал. Ей, видите ли, не хватало общения с супругом. Молодая женщина терпела и пока я разгребал наиболее срочные проблемы после подавления мятежа, и пока объезжал столицу и прилегающие к ней покрытые нежданным в мае месяце снегом поля. Однако узнав, что богоданный муженёк вознамерился укатить в город Елец (который, как известно, «всем ворам — то есть сторонникам царя Дмитрия — отец») для ознакомления с собираемым там войском, магнатская дочка не сумела с этим смириться.
Говорят, что истинная паненка всегда сохраняет гордое достоинство? Не верьте! Степенность и скромность нрава слетели с юной царицы, как пожелтевшие листья с берёзки под порывами осеннего ветра. Также полетели — и хорошо, что в стены и на пол горницы, а не в мужа — чеканный корец, серебряные бокалы и пара кувшинов: с квасом для меня и импортным, а потому весьма недешёвым рейнвейном из Нирштайна для самой Маши. Также посыпались упрёки: дескать, её никто не лю-ю-юбит — особенно я, — все бросают одну в страшной Москве, и вообще она тысячу раз пожалела, что согласилась выйти замуж за такого коварного меня. Ну да, понимаю: быть польской шляхтянкой, тем более не совсем из загоновых, которых полно «пятачок за пучок», а воеводской дочерью, конечно, куда лучше, чем царицей немаленького государства. Разно-всяческих балов в Кремле в ближайшие лет… много не предвидится: народ не поймёт. А муж, понимаешь, вместо того, чтобы супругой восхищаться, как повелось до мятежа и всячески развлекать, так и норовит уйти с головой в свою работу!
А работа у монарха скучная и неблагодарная. Управление государством называется. И если самодержец уделяет больше внимания жене — даже любимой, — а не государственным заботам, то как правило это заканчивается плохо. Судьба Николая Второго тому пример.
Приблизительно в таком духе, конечно, без упоминания последнего российского «ампиратора», я и высказался. Не осознала, сбежала на женскую половину дворца… Тем не менее, наутро всё-таки вышла провожать, причём, что удивительно, не в европейском, а в традиционно русском наряде, вот только вместо повойника водрузила поверх платка обшитую по околу горностаевым мехом шапочку. Ну, хоть не простоволосая на люди показалась, и за то спасибо!
Из Первопрестольной выехал в составе царского поезда: не того, который локомотив тащит по железнодорожным рельсам, а того, который средневековый и состоит из энного количества колымаг (сиречь недоношенных карет), повозок с имуществом и запасами продовольствия и множества всадников, охраняющих самодержца или прислуживающих оному. Кроме того, распорядился взять упряжных и верховых лошадей для перемены запряжек. Конь — это не электровоз, способный при наличии бесперебойного питания электротоком и нормального состояния путей переть в случае необходимости без остановок сотни километров. Коню отдых нужен и забота. Помню, когда я служил в кавалерии, молодые красноармейцы изучали тогдашние уставы. Так вот: максимальный дневной переход кавполка РККА, согласно уставным требованиям, составлял пятьдесят два километра. Одиночный всадник с парой заводных лошадей, конечно, способен проскакать с вестью и больше, но подразделение всегда медленнее одиночки. Царский же поезд движется, судя по отложившимся в голове воспоминаниям моего предшественника, вёрст по двадцать. За счёт захваченных с собой сменных лошадей переходы можно увеличить в полтора раза. Всё-таки ритм жизни в семнадцатом столетии крайне тягуч и это невыразимо раздражает. Иногда так и хочется, по примеру Петра Первого, схватить дубинку и начать ею подгонять «копуш». Но нельзя…
Чем хороша личная царская колымага, изукрашенная снаружи узорами: Тем, что позволяет прямо во время движения писать при помощи «карандаша» из свинцовой палочки, на бумажном листе, размещённом на лежащей на коленях дощечке. Строчки получаются криво-косо, но в целом, всё-таки, понять можно, по крайней мере самому. Местные грамотеи так не умеют, поскольку реформу грамматики с введением гражданского шрифта, параллельно «церковной» кириллице я пока что не проводил, хотя вопрос обсуждался, начиная с моего «помощника на все руки» Отрепьева и заканчивая самим патриархом. Вот интересно: а как царь Пётр решил проблему уламывания своих церковников? Или им тоже ума вгонял дубинкой по головам? Этот мог…
А ещё в колымаге можно спать. Большие кожаные подушки, обшитые дорогущей парчой, плотно набиты конским волосом и позволяют при желании примоститься полулёжа, а уж колдобины российских направлений, по недоразумению именуемых дорогами, способны укачать не хуже морских волн. Хотя, говорят, есть такая штука: «морская болезнь» и многие от неё страдают, но это не мой случай. Что в той жизни на вестибулярный аппарат не жаловался, что нынешнее моё тело такому не подвержено.
Впрочем, в первый день путешествия в Елец уехали мы от Москвы не слишком далеко. А всё потому, что тот самый Григорий Нелидов-Опрепьев уговорил двинуться через подмосковное Красное село. Дело в том, что я как-то поделился с ним задумкой о создании солдатского полка «нового строя», причём жить его бойцы и командиры должны компактно, в своеобразном военном городке. Поскольку ситуация, когда стрельцы живут каждый по отдельности на своих дворах, воинское обучение проходят хорошо, если раз в неделю, а чаще — раз в два-три месяца за минусом осени и зимы (поскольку от дождя и снега у их пищалей запальные фитили гаснут и порох подмокает), меня категорически не устраивает. А вдруг война и срочная тревога? Помещичья же конница и вовсе добирается от своих сёл к месту сбора неделями. Приходи, кто хочет, завоёвывай что захочет.
Безобразие, одним словом.
Село Красное мне понравилось: по большому счёту это уже не совсем село, а, скорее, слобода. Видно, что народ живёт здесь не бедный: полуземлянок, каких полным-полно в московских посадах, не увидел, в окнах некоторых придорожных изб вставлены рамы с вделанными в них кусочками слюды, на крышах не солома или тростник, а добротно уложенный тёс. Народ вполне лоялен к нынешнему самодержцу: несмотря на рабочее время, люди повысыпали на улицу, многие с икогами, местный священник покинул церковь и возносил молитвы, размахивая кадилом пока последняя телега царского поезда не проехала мимо.