Въ л?то семь тысячъ сто четырнадцатое…
Шрифт:
[1] Напомню, что в данной версии истории патриарх Игнатий так и остался главой Русской православной Церкви, в то время как у нас он после переворота Шуйских был низвергнут из сана и заточён в Чудовом монастыре.
[2] Практически непрерывная череда боевых действий на Руси продолжалась одиннадцать с половиной лет и прекратилась только с подписанием так называемого Деулинского перемирия с Речью Посполитой 3 января 1619 года.
[3] На самом деле в результате раскрытия первого заговора Шуйских, были казнены «мелкие сошки»: дворянин Пётр Тургенев и купец Фёдор Калачник. Сами же братья Шуйские были отосланы в Вятку, но прощены и возвращены с полпути.
[4] Речь идёт о первой «Астраханской шапке», изготовленной в Англии, которая в нашей истории была похищена из Кремля после успешного переворота
[5] Умнов, несомненно, видевший бутафорскую «Шапку Мономаха» на голове актёра Ю. Яковлева во всенародно известной кинокомедии, не знает, что Иоанн IV постоянно не носил царских золотых шапок даже на торжественных мероприятиях. Даже во время приёма английского посольства «Царь сидел в полном своём величии, в богатой одежде, перед ним находились три его короны…» («The Travels of Sir Jerome Horsey» (нарусскомязыке: ДжеромГорсей. Записки о России. XVI — начало XVII в. — М.: Изд-во МГУ, 1990))
[6] Исторический факт. Именно так и поступал царь, которого в учебниках называют «Лжедмитрием Первым».
[7] Степан Ртищев именует этот исторический эпизод так, как его называли в советских учебниках: всё-таки он прожил жизнь в СССР и был убит омоновцем уже в капиталистической РФ. На самом деле основной ударной силой болотниковцев были всё-таки казаки, боярские дети и мелкое дворянство с присоединившимися городовыми стрельцами, а сам Иван Исаевич Болотников именовал себя «воеводой Государя Димитрия Ивановича», будучи убеждённым в том, что царь вновь сумел спастись от убийц.
19
ГЛАВА 4
Дмитрий
После общего смотра войска я распорядился провести на следующий день соревнования по «военно-прикладному спорту». Скачки с лучной стрельбой и рубкой лозы и глиняных «болванов», пехотные перестроения «на чёткость» с выполнением копейных приёмов, пальба в цель из ружей, лёгких и тяжёлых артиллерийских орудий. Было объявлено, что победители получат ценные призы из царских рук, а возможно, что и зачислены в особый государев полк. Всё верно: основной личный состав для будущего сводного «полка нового строя», конечно, будет набираться из простолюдинов, ранее не бравших в руки оружия — но именно для их «дрессировки» и потребуются инструкторы.
Да, в Европе полным-полно наёмников, продающих своё воинское умение любому, кто способен заплатить «цену крови». И в известной мне истории их активно приглашали на Русь и Василий Шуйский, и Алексей «Тишайший», и его младший сынок Пётр Алексеевич… Обычная практика. Вот только наёмники — это: а) дорого; б) долго — замаешься ждать, пока иноземные солдаты своим ходом припрутся из какой-нибудь Швабии или Швеции в Подмосковье, причиняя по пути всяческие неприятности русским людям, от стыренного гуся до перепорченных девок; и в) опасно: нанимаются эти ребята не поодиночке, а в составе слаженных боевых подразделений численностью от одной роты до нескольких полков. Приглашение тех же шведов Василием Шуйским переросло в оккупацию почти всего русского Северо-Запада в скором времени, а век спустя вновь пришлось проливать русскую кровь, отвоёвывая бездарно профуканное в Смуту. Значительная часть из двадцати пяти процентов мужского населения, потерянного Россией при Петре Первом — это как раз жертвы той самой Северной войны со Швецией. А ведь была возможность эту войну предотвратить, попросту не сорвавшись в штопор гражданской войны и не пустив делагардиевских козлов в наш русский огород… Да, сейчас история, кажется, пошла в ином направлении: переворот Шуйских ликвидирован, на престоле законный, по мнению народа, царь, Иван Болотников пока что возвращается из турецкого плена через всю Европу аж из Италии… Толковый, к слову, был мужик, надо распорядиться, чтобы отыскали. России такие народные полководцы всегда нужны. Тем не менее — мало ли что может случиться? Пусть мне досталось достаточно молодое тело, но недавние события показали, что профессия царя — довольно рискованная. Пока я своими действиями глобально не помешал ни боярской аристократии, ни дворянству, ни верхушке чиновничества — приказным дьякам, ни духовенству — всё хорошо. Но когда — не «если», а именно «когда» — начну расшатывать эти «столпы общества»… Тут может произойти всякое. Царским пеплом из пушки, может, и не выстрелят — это уж совсем экстремизм. А вот ткнуть кинжалом по примеру мсье Равальяка, подлить по старой византийской традиции отравы или медленно травить ртутью, сурьмой и свинцовыми солями, как Ян Эйлоф Иоанна Грозного… Почему бы и не да?
Государь, то есть теперь я, помирает бездетным, вдова — бывшая католичка — ни народной любовью, ни поддержкой боярства не пользуется… В результате возвращаемся на прежние позиции: страна вновь рушится в Смуту, помимо своих Рюриковичей (да и Романовых — почему бы и нет), которых хоть ложкой кушай, столько их расплодилось за шесть веков, на престол претендуют наши злейшие союзники как с Запада, так и с Севера, да и турки со степняками постараются поживиться за счёт русских земель…
Нет, товарищи, такой «хоккей» нам не нужен! Смешно: я, убеждённый большевик-коммунист и республиканец, теперь вынужден бороться за укрепление русского самодержавия. И опираться мне приходится только на этих вот слабо дисциплинированных вояк, способных при неудаче, наплевав на всё, вернуться в свои усадьбы, на вздорного грека-патриарха, понимающего, что занимает свой престол только пока на Руси царствует не очень понятный в смысле легитимности «сын Ивана Грозного». Да ещё на народную любовь, которая, как хорошо известно, весьма переменчива…
Во второй половине дня собрал воевод и бояр на «походно-полевой совет». Поскольку формально война туркам и крымчакам мною — вернее, моим предшественником в царском теле, но кто об этом знает? — объявлена, войско, какое-никакое, а собрано, оно, это войско, должно поработать инструментом политики. Иначе сейчас с бандитским государством, в которое превратилось Крымское ханство, нельзя: либо мы будем наносить удары, либо станут бить нас. А поскольку Турция, как принято будет выражаться в двадцать первом веке, покровительствует террористам, то и османам следует дать по рукам.
Я обозначил перед собравшимися круг предстоящих задач. Прежде всего, в течение ближайших семи-десяти дней навязать плотов и закупить плоскодонных насадов, наняв при этом перевозчиков из местных, для чего выделил денег сверх имеющейся войсковой казны, а заодно послать гонцов в Воронеж, чтобы провести эту операцию и в приграничье. Затем войска должны отправиться по реке Сосне до её впадения в Дон: пехота и пушечный наряд — сплавным способом, а большинство конницы — по трактам вдоль берега. Слишком сильно вперёд она не вырвется, поскольку дороги здесь пока что паршивые, да и проложены в основном по лесистой местности. Топтать же крестьянские поля запретил категорически: и без того урожай ржи сам-два у тутошних мужиков за счастье считается, а сам-три — чуть ли не чудом. А ведь этим хлебом приходится кормить и города, и тех же вояк — артиллеристов и набранную пехоту. Кавалеристы-то с пожалованных им поместий кормятся, да и те — не сказать, чтобы впроголодь, но и не сытно.
Далее — дойти до Воронежа, принять дополнительные плавсредства и, переправив часть конницы на противоположный берег в качестве флангового охранения и разведки — как сейчас принято говорить, ертаула, спуститься по течению Дона сперва до казачьего Усть-Медведицкого городка, где постараться закупить как можно больше продовольствия, дополнительно к перевозимому с собой, а также сманить в поход часть тамошних казаков. Всё равно те пока что живут не с плуга — да и нет пока что на Руси плугов как таковых, — а с сабли и от предстоящей военной добычи вряд ли откажутся. Конечно, Дон в семнадцатом веке более опасен для путешествия, особенно учитывая крупные пороги, мели-перекаты, а также немирный характер населения, всегда готового пограбить чужаков. «Москальское — значит, ничьё, а что ничьё, то моё»: эта казацкая пословица дожила до двадцать первого столетия, хотя в будущем уже не столь открыто афишируется. Да к тому же за долгое время пребывания сперва под боком у Русского царства, а потом и в составе Империи Москва и Питер сумели всё-таки ассимилировать этот буйный народ и в плане религиозном, и в нравственном. В будущем мне почти не встречались люди, общающиеся между собой на «гуторке» тюркского происхождения: все пользуются русским языком или суржиком. Да и считают себя, чаще всего, православными христианами. А ведь ещё перед Первой мировой восемь из десяти природных казаков были старообрядцами, а за полвека до того Синод на полном серьёзе выпускал «методички» для священников по борьбе с языческими пережитками…