В лабиринтах памяти
Шрифт:
Но вместе с этим, Майклсона накрывает понимание одной простой истины: он не может отказаться ни от Евы, ни от своего ребенка - проще сразу попросить Клауса вонзить в грудь клинок. А значит, ему остается лишь одно. И вампир устремляется в маленькую коммуну, где оставил свою любимую птичку.
Элайджа не знает, что скажет ей, как будет вымаливать прошение, поэтому, когда он оказывается перед кованным забором, он долго не решается ступить на маленькое низкое крыльцо, где его и находит мрачный Себастьян, держащий в руках кувшин
— …она плакала из-за тебя три дня, — слышит вампир укоряющий голос мальчика, и уже собирается ему ответить, как за дверью раздается насмешливая речь Кола, которого перебивает Ева.
— Я не хочу, пожалуйста…
И Элайджа слышит шум ее шагов, когда девушка быстро поднимается по лестнице. Майклсон понимает ее желание. Ева имеет полное право не желать видеть того, кто разбил ей сердце, обвинив в измене, на которую маленькая птичка никогда не была способна, но потребность увидеть ее прекрасное лицо хотя бы на мгновение, убедиться в том, что с ней все в порядке, застилает любые доводы разума.
— Я - настоящий дурак, — говорит он, глядя прямо в глаза хмурому Себастьяну, — и я не достоин твоей сестры. Но, клянусь, я люблю ее. Больше всего на свете. Я не причиню ей вреда.
— Только посмей сделать это еще раз, — цедит Себ, не спуская злых глаз с мужчины, и очень медленно, отступает от двери, позволяя Элайдже войти.
Вампир переступает порог маленького дома, где в гостиной его уже ждут улыбающийся Кол и хмурая Давина.
— Как она? — обращается он к брату, но не успевает тот сказать и слова, как комнату наполняет холодный голос ведьмы.
— Если ты пришел сюда, причинить ей боль своими очередными сомнениями, тебе лучше сразу уйти, Элайджа Майклсон. Ева очень слаба. Из-за тебя.
— Ты поможешь ей? — мгновенно отзывается Элайджа, переводя взгляд на мрачную ведьму.
— Я… — начинает было та, но в этот момент в комнате появляется Себастьян.
— А вы кто?
Давина поворачивается к удивленному мальчику, а Кол быстро ловит взгляд брата.
— Иди, — говорит он так тихо, что только вампирский слух Майклсонов позволяет различить короткое слово, и указывает глазами на лестницу ведущую на второй этаж.
Элайдже не нужно повторять дважды. Ему хватает секунды, чтобы обойти увлеченную разговором с Себом Давину, и оказаться на пороге спальни маленькой птички. Вампир замирает, прислушиваясь к судорожным вздохам Евы, прежде чем его рука опускается на дверную ручку.
Девушка стоит у окна, ее тонкие плечи дрожат, и Элайджа почти физически ощущает исходящие от нее волны боли.
— Птичка, — очень тихо зовет он, но Ева мгновенно оборачивается в его сторону, и ее бездонные глаза сужаются от злости, когда она хрипло цедит:
— Зачем ты пришел? Уходи!
— Ева…
— Я не хочу тебя видеть!
Девичий голос дрожит, почти срываясь на крик, и Элайджа видит, как бездонные глаза наполняются слезами.
—
— Не смей! Не смей называть меня так!
Ева уже не сдерживается, жгучие слезы текут по бледным щекам, и вампир, не контролируя свой порыв, вихрем оказывается рядом с любимой, притягивая к себе хрупкое тело.
— Отпусти! — мгновенно начинает вырываться девушка, — не хочу, чтобы ты больше прикасался ко мне… Ты не поверил…обвинил в измене… Как ты мог? Как ты мог, Элайджа?
Ева поднимает на мужчину мутный взгляд, и Майклсон чувствует, как боль, сжигающая его любимую передается ему, чувствует страдания, которые мучают маленькую птичку. По его вине.
— Прости меня, умоляю, — шепчет он, собирая пальцами горячие слезы, когда Ева безвольно застывает в его руках, уже не сопротивляясь, — я сделаю все, что угодно, любовь моя. Все, что ты хочешь…
— Я хочу, чтобы ты ушел.
Ее тихие слова оглушают, словно пощечина, заставляют Элайджу вздрогнуть, но он не выпускает из объятий дрожащую девушку, лишь смотрит в бездонные глаза, пытаясь отыскать в них хоть искорку, хоть отблеск былой любви, но видит лишь боль.
В тесной спальне воцаряется мертвая тишина, нарушаемая лишь судорожными вздохами Евы, прежде чем комнату наполняет тихий голос вампира.
— Я не могу, птичка, — хриплым голосом выговаривает он, силясь поймать девичий взгляд, — не могу отпустить тебя. Ты ведь знаешь. Я так люблю тебя, Ева. И его.
Мужская ладонь накрывает плоский живот, и девушка будто приходит в себя. Маленькие руки, упираются в грудь Элайджи, заставляя его отступить на шаг.
— Он ведь не твой, — выдыхает она, кривя пухлые губы, — он не твой, Элайджа. Ты бросил нас.
— Прошу, Ева, — срывающимся голосом выговаривает Майклсон, — я тысячу лет жил с верой в то, что это невозможно. Я не мог и мечтать о таком…
— Ты мог хотя бы попытаться понять меня, — вздыхает девушка, — выслушать. Я ни с кем… никогда… кроме тебя…
— Я знаю, птичка, — отзывается Элайджа, сжимая кулаки, — умоляю, прости… Я не смогу без тебя. Без вас.
Ева молчит, будто раздумывая, и робкая надежда наполняет мужское сердце. Она сможет простить его. Его маленькая птичка сделает это. Ведь она так добра, чиста, так невинна. Но в следующий момент холодный голос Евы не оставляет от его иллюзий камня на камне.
— Мне все равно, — говорит она, до крови прикусывая нижнюю губу, — я больше не люблю тебя.
— Не верю, — почти против воли срывается с мужских губ.
— Думаешь, я опять вру? — сужает бездонные глаза Ева, — может и вру. Но я разлюблю тебя, Элайджа Майклсон. Потому что…
Только девушка не успевает договорить, потому что в комнату врывается Давина, которую совершенно безрезультатно пытается удержать Кол.
— Какого черта ты здесь делаешь? — шипит она, глядя на серое лицо Элайджи, — пришел добить ее?