В лабиринтах романа-загадки
Шрифт:
385. Королевич был любимцем правительства. Его лечили. Делали все возможное. Отправляли неоднократно в санатории. Его берегли как национальную ценность. Но он отовсюду вырывался. — «…так „крыть“ большевиков, как это публично делал Есенин, не могло и в голову прийти никому в советской России; всякий, сказавший десятую долю того, что говорил Есенин, давно был бы расстрелян. Относительно же Есенина был только отдан в 1924 году приказ по милиции — доставлять в участок для вытрезвления и отпускать, не давая делу дальнейшего хода. Вскоре все милиционеры центральных участков знали Есенина в лицо. Конечно, приказ был отдан не из любви к Есенину и не в заботах о судьбе русских писателей, а из соображений престижа: не хотели подчеркивать и официально признавать „расхождения“ между „рабоче-крестьянской“
386.<Соратник> уже и тогда предвидел конец Командора, его самоуничтожение. Ведь Командор много раз говорил об этом в своих стихах, но почему-то никто не предавал этому значения. — Приведем здесь только знаменитые строки из поэмы В. Маяковского «Флейта-позвоночник» (1915): «Все чаще думаю — // не поставить ли лучше // точку пули в своем конце». Можно также напомнить о следующем факте: в 1919 г. Р. О. Якобсон сказал Л. Ю. Брик, что он не в состоянии «представить себе Володю старым», на что она ответила: «Володя до старости? Никогда! Он уже два раза стрелялся, оставив по одной пуле в револьверной обойме. В конце концов пуля попадет» (Якобсон Р. О. Новые строки Маяковского // Русский литературный архив. Нью-Йорк, 1956. С. 191).
387. Ключик молчал <…>
Я вспомнил, как тогда <выделено К. — Коммент.> он приехал из Харькова в Москву ко мне в Мыльников переулок <…> Один из первых вопросов, заданных мне, был вопрос, виделся ли я уже с дружочком и где она поселилась с колченогим. — В. Нарбут жил в Марьиной роще. См., например, во «Всей Москве» на 1927 г.: «Нарбут Владимир Ив. Александровская ул., 8, кв. 18. Т.: 1–26–46» (Изд-во «Земля и фабрика и ЦК ВКП)». Александровская ул. в 1934 г. стала Октябрьской.
388. …было решено второе, после Мака, похищение дружочка. Но на этот раз я не рискнул идти в логово колченогого: слишком это был опасный противник, не то что Мак. Не говоря уж о том, что он считался намного выше нас как поэт, над которым незримо витала зловещая тень Гумилева, некогда охотившегося вместе с колченогим в экваториальной Африке на львов и носорогов, не говоря уж о его таинственной судьбе, заставлявшей предполагать самое ужасное, он являлся нашим руководителем, идеологом, человеком, от которого, в конце концов, во многом зависела наша судьба. Переведенный из столицы Украины в Москву, он стал еще на одну ступень выше и продолжал неуклонно подниматься по административной лестнице. В этом отношении по сравнению с ним мы были пигмеи. В нем угадывался демонический характер). — С 1922 г. В. Нарбут работал в Наркомпросе в Москве, с 1924 г. — зам. отделом печати при ЦК РКП(б), с января 1927 г. — одним из руководителей ВАПП. Был редактором журналов «30 дней» и «Вокруг света», основателем и председателем правления изд. «Земля и фабрика». В этом изд-ве были выпущены книги К. «Приключения паровоза» (1925), «Отец» (1928), «Птички божьи» (1928), «Растратчики» (два изд.: 1928 и 1929) и др. М. Л. Спивак отмечает, что «состоявшийся в 1922 году перевод В. Нарбута в Москву, в отдел печати ЦК РКП(б) открыл дорогу в столицу его одесским подчиненным» (Спивак. С. 87). По едкому выражению Н. Я. Мандельштам, «одесские писатели» «ели хлеб» «из рук» Нарбута (Вторая книга. С.52). См. в ее же мемуарах о манере Нарбута держаться с подчиненными: «…по всем коридорам издательства гремел его голос и пугал и так запуганных служащих, редакторов всех чинов и мастей» (Там же. С. 51). В Африку Нарбут ездил не с Н. Гумилевым, но по протекции Гумилева в октябре 1912 — январе 1913 гг. Нужно заметить, что бравирование собственной трусостью и моральной небрезгливостью характерно не только для «АМВ», но и для жизненной стратегии К. в целом. Ср. с изумленной записью в дневнике К. И. Чуковского от 15.8.1959 г.: «Катаева на пресс-конференции спросили: „Почему вы <Советское государство. — Коммент.> убивали еврейских поэтов?“
— Должно быть, вы ответили: „Мы убивали не только еврейских поэтов, но и русских“, — сказал я ему.
— Нет, все дело было в том, чтобы врать. Я глазом не моргнул и ответил: „Никаких еврейских поэтов мы не убивали“» (Чуковский. С. 288).
389. Вместе с дружочком к нам вынулась наша бродячая молодость, когда мы на случайных квартирах при свете коптилки читали только что вышедшее «Все сочиненное» Командора — один из первых стихотворных сборников, выпущенных молодым Советским государством на плохой, тонкой, почти туалетной бумаге.
Боже мой, как мы тогда упивались этими стихами с их гиперболизмом, метафоричностью, необыкновенными составными рифмами, разорванными строчками и сумасшедшими ритмами революции. — Это издание, выпущенное в Петрограде в 1919 г., стало настольной книгой для целого поколения советской молодежи. Ср., например, в мемуарах Д. Д. Шостаковича: «Я начал увлекаться поэзией Маяковского с раннего возраста. Есть такая книжка „Все сочиненное Владимиром Маяковским“. Она была издана на плохой бумаге в 1919 году» (Шостакович Д. Д. // О Маяковском. С. 315) и В. М. Саянова: «Его книгу „Все сочиненное Владимиром Маяковским“ я постоянно носил с собой» (Саянов В. М. // Там же. С. 513).
390. «Дней бык пег. Медленна лет арба. Наш бог — бег, сердце наше барабан». — Из ст-ния В. Маяковского «Наш марш» (1917).
391. Мы выучили наизусть «Левый марш» с его «Левой! Левой! Левой!» — Из ст-ния В. Маяковского «Левый марш» (1918). Ср. в мемуарах Л. Н. Сейфуллиной: «Поздней ночью, возвращаясь в свое холодное убежище Гензеля, с его „благородными сиротами и вдовами“, мы хором декламировали:
Кто там шагает правой? Левой! Левой! Левой!И не показался нам длинным обратный пеший путь с Лубянки на Усачевку. Мы устали и были голодны, но чувствовали себя счастливыми, сытыми, прекрасно одетыми, богатыми» (Сейфуллина Л. Н. // О Маяковском. С. 487).
392. Мы хором читали: «Сто пятьдесят миллионов <…> Ротационкой шагов, в булыжном верже площадей отпечатано это издание». — И далее — цитируются фрагменты поэмы В. Маяковского «150 000 000» (1919–20). В отличие от ст-ний «Наш марш» и «Левый марш», поэма «150 000 000» не вошла и не могла войти в книгу «Все сочиненное Вл. Маяковским», поскольку первое изд. этой поэмы вышло без имени ее автора (предполагалось, что все желающие будут ее дописывать). Поэму «150 000 000» Ю. Олеша и К. впервые услышали в чтении Э. Багрицкого, на одной из встреч одесского «Коллектива поэтов»: «Рыча и задыхаясь, Багрицкий читает нам последнюю новинку революционной Москвы — поэму Маяковского „150.000.000“» (Катаев Валентин, Олеша Юрий. Друг. К десятой годовщине со дня смерти И. Ильфа // Литературная газета. 1947. 12 апреля. С.4).
393. …Именно в этот миг кто-то постучал в окно.
Стук был такой, как будто постучали костяшками мертвой руки.
Мы обернулись и увидели верхнюю часть фигуры колченогого, уже шедшего мимо окон своей ныряющей походкой, как бы выбрасывая вперед бедро. Соломенная шляпа-канотье на затылке. Профиль красивого мертвеца. Длинное белое лицо. — Ср. с портретом поэта в воспоминаниях Э. Г. Герштейн: «Нарбут, высокий, прихрамывающий, с одной рукой в перчатке — трофеи времен гражданской войны, носил прекрасный английский костюм и имел гордый вид барина-чудака. Я про себя называла его „князь“» (Герштейн. С. 43).
394. …за высокой каменной стеной заиграла дряхлая шарманка, доживавшая свои последние дни, а потом раздались петушиные крики петрушки.
Щемящие звуки уходящего старого мира. Вероятно, они извлекали из глубины сознания колченогого его стихи: «Жизнь моя, как летопись, загублена, киноварь не вьется по письму. Ну, скажи: не знаешь, почему мне рука вторая не отрублена?» — Неточно цитируются первые строки ст-ния В. Нарбута «Совесть» (1919).