В лабиринтах романа-загадки
Шрифт:
330. …с наголо обритой головой хунхуза. — От кит. — хунхуцзы, букв. — краснобородый; так называли участников вооруженных банд в Маньчжурии. Ср. в ст-нии В. Нарбута «Большевик» (1920): «Обритый наголо хунхуз безусый, // хромая, по пятам твоим плетусь».
331. …он появлялся в машинном бюро Одукросты, вселяя любовный ужас в молоденьких машинисток; при внезапном появлении колченогого они густо краснели, опуская глаза на клавиатуры своих допотопных «ундервудов» с непомерно широкими каретками.
Может быть, он даже являлся им в грешных снах. — Воспроизводится литературная ситуация из «Зависти» Ю. Олеши: Андрей Бабичев (Нарбут) — машинистки: «Девушек, секретарш и конторщиц его, должно быть, пронизывают любовные токи от одного его взгляда» (Олеша 1956.
332. Говорили, что он происходит из мелкопоместных дворян Черниговской губернии, порвал со своим классом и вступил в партию большевиков. Говорили, что его расстреливали, но он по случайности остался жив, выбрался ночью из-под кучи трупов и сумел бежать. Говорили, что в бою ему отрубили кисть руки. Но кто его так покалечил — белые, красные, зеленые, петлюровцы, махновцы или гайдамаки, было покрыто мраком неизвестности. — В. Нарбут происходил из старинного украинского дворянского рода, имевшего литовские корни. В Черниговской губернии поэт родился и провел детство. К большевикам он примкнул после Февральской революции 1917 г., выйдя из партии левых эсеров. Кисти руки Нарбут лишился в 1918 г., в новогоднюю ночь. Сам он следующим образом сообщал об этом в письме к М. А. Зенкевичу: «Ничего особенного со мной не было — кроме того, что я в январе прошлого года вследствие несчастного случая (описывать его крайне тяжело мне) потерял кисть левой руки» (Владимир Нарбут. Стихи и письма / Публ. и коммент. Л. Пустильник // Арион. 1995. № 3. С. 50). См. также сообщение в газете «Глуховский вестник»: «В дер. Хохловка, Глуховской волости, в усадьбе Лесенко было совершено вооруженное нападение неизвестных злоумышленников на братьев Владимира Ивановича и Сергея Ивановича Нарбут <…> Нарбут ранен выстрелом из револьвера. Ему ампутирована рука» (Цит. по: Бялосинская Н., Панченко Н. Косой дождь // Нарбут В. И. Стихотворения. М., 1990. С. 27). Эти же авторы сообщают со ссылкой на семейное предание: «Никто не сомневался, что нападение было политическим, покушались на Нарбута-большевика» (Там же).
333. Во всяком случае, у него был партийный билет и все тогдашние чистки он проходил благополучно. — В. Нарбут официально вступил в РКП в 1919 г. К.
– 49 лет спустя: «…в 1958 году вступил в партию, что явилось логическим завершением всей моей духовной жизни» (Катаев В. П. Автобиография // Советские писатели. Автобиографии: в 2-х тт. Т. 1. М., 1959. С. 540).
334. …автор нашумевшей книги стихов «Аллилуйя», которая при старом режиме была сожжена как кощунственная по решению святейшего синода. — Первое издание которой вышло в 1912 г., в Петербурге, второе — в Одессе, в 1922 г. В синодальной типографии был выполнен набор для обложки «Аллилуйя». 1-е изд. этой книги было конфисковано из продажи департаментом полиции постановлением суда за порнографию. Ср. в рассказе К. «Фантомы» о поэме В. Нарбута «Александра Павловна» (1914–1922): «В стихах, которые я прочел, точек было больше, чем слов. И клянусь, я эти точки яростно заполнил» (БЭ. С. 74). Ср. с шутливым инскриптом самого Нарбута на издании «Александры Павловны»: «А это — более древние плоды порнографии и пр. Насладись, приятель Соловьев! 11/22 В. Нарбут» (Частное собрание).
335. Вскоре в местных «Известиях» стали печататься его стихи. Вот, например, как он изображал революционный переворот в нашем городе: «…от птичьего шеврона до лампаса полковника все погрузилось в дым. О, город Ришелье и Де-Рибаса! Забудь себя, умри и стань другим». — Неточно цитируется начало ст-ния В. Нарбута «Годовщина взятия Одессы» (1921).
336. Эта поэтическая инверсия — «птичий шеврон» — привела нас в восхищение. Мы все страдали тогда детской болезнью поэтической левизны. — Сервильная отсылка к заглавию известной работы В. И. Ленина «Детская болезнь „левизны“ в коммунизме» (1920).
337. Помню еще отличное четверостишие колченогого того периода: «Щедроты сердца не размечены, и хлеб — все те же пять хлебов, Россия Разина и Ленина, Россия огненных столбов». Это и впрямь было прекрасное, хотя и несколько мистическое изображение революции. — Цитируется начало ст-ния В. Нарбута «Россия» (1918). Отчетливо христианская символика нарбутовского образа «пяти хлебов» побудила К. упрекнуть поэта в «несколько мистическом изображении революции».
338. Должен, кстати, опять предупредить читателей, что все стихи в этой книге я цитирую исключительно по памяти <…> Сделал же поправку Толстой, цитируя стихи Пушкина: «… и горько жалуюсь и горько слезы лью, но строк постыдных не смываю». А у Пушкина не «постыдных», а «печальных». — Знаменитая «поправка» из толстовских «Воспоминаний». См.: Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: в 90 тт. Т.34. М.-Л., 1950. С. 346. А цитировал Толстой ст-ние А. С. Пушкина «Воспоминание» (1828).
339. Едучи впоследствии с колченогим в одном железнодорожном вагоне по пути из Одессы в Харьков. — В. Нарбут заведовал харьковским Укроста в 1921 г. Из Одессы он уехал 14 апреля 1921 г.
340. …я слышал такую беседу колченогого с одним весьма высокопарным поэтом-классиком. Они стояли в коридоре и обсуждали бегущий мимо них довольно скучный новороссийский пейзаж.
Поэт-классик, носивший пушкинские бакенбарды, некоторое время смотрел в окно и наконец произнес свой приговор пейзажу, подыскав для него красивое емкое слово, несколько торжественное:
— Всхолмления!..
На что колченогий сказал:
— Ото… ото… скудоумная местность.
Он был ироничен и терпеть не мог возвышенных выражений. — «Поэт-классик» — Георгий Аркадьевич Шенгели (1894–1954), которого в катаевском окружении упрекали в «аккуратном классицизме» (См.: Бондарин С. Парус плаваний и воспоминаний. М., 1971. С. 127). Ср. в автобиографии Шенгели: «…я пробрался в Керчь, а затем в Одессу, где прожил почти два года <…> К этому времени относится мое знакомство с Багрицким, Олешей, Катаевым, Верой Инбер, Л. Гроссманом и др. Осенью 21 г. я возвратился в Харьков» (Лица. Биографический альманах. 5. М.-СПб., 1994. С. 377). Ср. также в рецензии В. Нарбута на подготовленную Г. Шенгели книгу «Еврейские поэты»: «Небольшая книжка, в 13 поэм, дает полное представление о том неоклассицизме, который вылупился из скорлупы акмеизма» (Цит. по: Тименчик Р. Д. К вопросу о библиографии В. И. Нарбута // De visu. № 11. 1993. С. 57). С «пушкинскими бакенбардами» Шенгели снят на фотографии, воспроизведенной как приложение к мемуарам: Лишина Т. Г. «Так начинают жить стихом…». Отрывок из книги воспоминаний // Прометей. № 5. (1968). С. 321. В 1940 г., в заметке «Слово надо любить!» К. заклеймил один из фрагментов послесловия Шенгели к переводам из Байрона как «потрясающий по своему цинизму и полной нелюбви к слову» (Литературная газета. 1940. 15 сентября. С. 2).
341. Он умудрялся создавать строчки шестистопного ямба без цезуры, так что тонический стих превращался у него в архаическую силлабику Кантемира. — Ср. у современного стиховеда о том, что в нарбутовском «6-стопном ямбе нет опорных ударений, ритм становится трудноуловимым, и стих кажется тяжел и громоздок» (Гаспаров М. Л. Русские стихи 1890-х — 1925-го годов в комментариях. М., 1993. С. 90). Ср. также в акмеистическом манифесте Н. С. Гумилева о подразумеваемом Нарбуте: «…акмеисты стремятся разбивать оковы метра пропуском слогов, более, чем когда-либо, свободной перестановкой ударений, и уже есть стихотворения, написанные по вновь продуманной силлабической системе стихосложения» (Гумилев Н. С. Наследие символизма и акмеизм (1912) // Гумилев Н. С. Сочинения: в 3-х тт. Т. 3. М., 1991. С. 17). Вторая параллель подсказана нам Н. А. Богомоловым; первая — В. Беспрозванным.
342. Но зато его картины были написаны не чахлой акварелью, а густым рембрандтовским маслом. — С голландской живописью поэзия В. Нарбута сравнивалась, например, в рецензии, напечатанной в: Искусство и театр. Ташкент, 1922. № 2. С. 9.
343. Эстетика его творчества состояла именно в полном отрицании эстетики. Это сближало колченогого с Бодлером, взявшим, например, как материал для своего стихотворения падаль. — Подразумевается классическое ст-ние Бодлера «Падаль» (1843). Ср. в письмах самого В. Нарбута к М. А. Зенкевичу: «Антиэстетизм мной, как и тобой, вполне приемлем, при условии его живучести. На днях я пришлю тебе стихи, из которых ты увидишь, что я шагнул еще далее, пожалуй, в отношении грубостей <..> Бодлер и Гоголь, Гоголь и Бодлер. Не так ли?» (Владимир Нарбут. Стихи и письма / Публ. и коммент. Л. Пустильник // Арион. 1995. № 3. С. 48, 47).