В лабиринтах смертельного риска
Шрифт:
Устраиваемся неподалеку в окопе, надо подкрепиться. Возвращается Петров.
— Как дела?
— Хреново! — бросает он. — Штаба нашего нет. Куда уехал — никто не знает.
Ночь коротаем тут же возле окопа, на траве.
…Новое фронтовое утро. В лучах поднимающегося солнца поблескивают капельки росы. Яблоневый сад дремлет… Завтракаем. Появляется Петров. Он хмур. Садится на бревно, задумчиво курит.
Лейтенант и бойцы оставляют меня у себя.
Садимся на машину и вскоре вклиниваемся в колонну наших отходящих войск. Едем в сторону города Николаева.
Движемся
— Подвезите, братки! — просит раненый. Он опирается на палку.
— Лезь, пехота! — Помогаем раненому забраться в кузов грузовика.
Едем и едем…
— Подвезите! — отчаянно кричит красноармеец с перевязанной головой.
— Лезь!
Проходит еще час. Наша машина уже переполнена ранеными. Выбираемся на проселочную дорогу, переваливаем через бугор. Перед нами — огромное поле, на нем значительное скопление войск, повозки, лошади, пушки, машины. Копнами сена бойцы маскируют боевую технику.
Добираемся до середины поля. Неожиданно в небе появляется «рама» — вражеский воздушный разведчик. Петров куда-то уходит. Ждем час, два… Как сквозь землю провалился… Иду его искать и вскоре нахожу: он лежит под грузовой машиной и о чем-то разговаривает с командирами разных родов войск, подсевших к нему. Их шестеро. Старший по званию — с тремя кубиками на петлицах — артиллерист. На траве расстелена карта.
— Надо разведать обстановку в этом селе, — предлагает артиллерист, тыча пальцем в карту. — Кто пойдет?
Петров замечает меня.
— Сможешь разведать?
— Смогу.
— На, держи, — говорит лейтенант и передает мне пистолет «ТТ». — Да переоденься в штатское, — добавляет он.
Поручено выяснить — нет ли в селе немцев. До села километра три. Приказано вернуться не позднее семи часов вечера…
…Немцев в селе не оказалось. В сумерках возвращаюсь обратно. С разных сторон доносится стрельба. Переваливаю через бугор, и — о, ужас! — поле совершенно пусто. Лишь несколько грузовых машин догорают вдали, вокруг валяется множество лошадиных трупов.
Неожиданно появляется какой-то грузовик и на полном ходу пересекает поле. Вслед за ним из-за молодого леска вынырнул еще один. Бегу наперерез. Машина резко тормозит на ухабах, и я успеваю прыгнуть на подножку кабины, сильно ударившись плечом о кузов. Откуда-то из-за бугра через все поле тянутся огненные стрелы трассирующих пуль. Но не видно ни цели, ни того, кто стреляет.
Мы проскакиваем зону огня. Стемнело. Въезжаем в село. Накрапывает дождь. Ищу Петрова и его бойцов, но их нигде нет. Уже в полной темноте подхожу к незнакомой походной кухне и получаю гороховый суп со свининой, хлеб и пачку папирос «Звездочка». Поужинав, пробираюсь среди машин и останавливаюсь возле группы командиров. Со стороны слушаю разговор. Пожилой человек в кожаном реглане и хромовых сапогах, по-видимому, старший, отдает какое-то распоряжение и, обернувшись, вдруг замечает меня.
— Кто такой?
— Рядовой Николай Соколов.
— Почему в штатском?
Объясняю, что был послан в разведку, но, вернувшись, своей группы не обнаружил.
— Документы!
— Нет у меня документов! — отвечаю я. — Был в охране штаба Юго-Западного фронта. Документы остались в разведотделе фронта. Уходя в разведку, мы их сдавали… С трудом вышел из окружения.
— Где это было?
— На Полтавщине.
— Что, и там немец?
— Да, в основном — танки.
Рассказываю о гибели штаба Юго-Западного фронта.
— Ясно, — сквозь зубы цедит командир. Его суровое, обветренное лицо напряжено. — Раз разведчик, так тебе и карты в руки. С обстановкой знаком?
— Не совсем.
— Мы тоже в окружении. Немцы утром прорвали фронт. Вот с этим бойцом, — огоньком папироски он указал на стоящего рядом красноармейца, похожего на узбека, — пойдете в разведку. Задача — уточнить интервалы движения фашистских войск по главной трассе. — Огонек папироски метнулся в сторону. — Разведать и обстановку на перекрестке дорог, нет ли ямы какой, чтобы задержки не было… Прорываться будем все сразу, впереди пойдут конные взводы, за ними — машины. Понятно?
— Понятно.
— Действуй! — Огонек папироски стремительно падает и гаснет под каблуком хромового сапога.
— Оружие есть?
— Есть.
— Какое?
— «ТТ».
— Стрельбы не открывать, себя не обнаруживать. Выполняйте приказ!
Человек в кожаном реглане исчезает в темноте.
С бойцом-узбеком выходим из села. Друг друга мы не знаем и оба молчим. Попадаем на проселочную дорогу, которая ведет к намеченному перекрестку. По бокам дороги — кукурузные поля. Высокие стебли тихо шуршат, словно перешептываются.
— Сойдем с дороги, — говорю узбеку. — Я пойду по правой стороне, ты — по левой, на перекрестке сойдемся.
В знак согласия он кивает головой. Расходимся. Я пробираюсь сквозь кукурузное поле. Надо мной смыкаются острые листья, сквозь них чернеет небо.
Прошел, пожалуй, с километр. Впереди — шум моторов, урчание танков. Кукурузные джунгли кончились. Пробираюсь ползком к оврагу. Залег в траве и наблюдаю. Своего напарника не вижу.
Метрах в десяти от меня по грунтовой дороге движется вражеская колонна с горящими фарами. Танки, мотоциклы, машины с автоматчиками и пушками на прицепах. Колонна громыхает, скрежещет траками. При свете луны лица немцев мертвенно-бледны, тускло мерцают каски. Наблюдаю за немцами со смешанным чувством смятения и любопытства.
Наконец колонна прошла. Засекаю время. Подползаю к дороге, прячусь в кювет, смотрю, откуда идут вражеские войска — там яркий луч света… И снова мимо меня, совсем рядом, с грохотом проносятся танки, машины, пушки, мотоциклисты. Я лежу не шевелясь за кустом в придорожном кювете в трех метрах от мчащейся черной лавины. Земля дрожит. Меня обдает пылью и горячим дыханием бронеколонны.
Первая часть приказа — узнать интервалы движения вражеских колонн — выполнена. Осталась вторая. Я переползаю через дорогу и двигаюсь к перекрестку, пересекаю его и прячусь в кювете. Мимо меня снова движутся фашистские войска. Ну, вот и эти прошли.