В мире античных свитков
Шрифт:
Сведениям Страбона можно доверять не только потому, что он вообще был ученым, стремившимся к точности сообщаемых им сведений: Страбон был учеником Тиранниона, которого мог слушать в Риме (см. «География», XII, 3, 16). Кроме того, Страбон вообще был близок к перипатетикам, и это видно хотя бы из того, что он слушал Ксенарха, видного философа этой школы (XIV, 5, 4).
Сообщение Страбона о судьбе сочинений Аристотеля позволяет нам получить известные представления об издательской технике того времени. Становится ясно, прежде всего, что в его времена существовали два крупных издательских центра — Александрия и Рим. Издательской деятельностью занимаются книготорговцы, и качество их изданий зависит от квалификации писцов, работающих в их скрипториях. Изданные экземпляры должны сверяться с оригиналом — чего не было сделано при издании сочинений Аристотеля. Представляет интерес и то, что Страбон сообщает об Апелликоне, представлявшем характерный для того времени тип библиофила, охотника за редкими и ценными изданиями,
Рассказ Страбона содержит ряд характерных терминов, взятых из издательской практики того времени (антиграф — копия, выпущенная в свет издателем, архетип — оригинал, с которого делаются копии).
Ни одна античная книга не дошла до нашего времени в виде архетипа, то есть экземпляра, изготовленного автором собственноручно или рукой его секретаря. Как правило, рукописи античных книг, лежащие в основе современных изданий, отделены от самых древних копий, сделанных с оригинала, большим количеством промежуточных списков. Очень редко встречаются рукописи, которые были бы древнее XIII или XIV века. Следует при этом учитывать, что и алфавит, которым написаны дошедшие до нас рукописи произведений античных писателей, во многих случаях отличается от того алфавита, которым пользовался автор. Здесь имеет место то же самое явление, с которым мы сталкиваемся, читая, например, современные издания поэтов XVIII века. Сравнивая факсимиле оды В. Капниста «На смерть Державина» с современным изданием этой оды, мы видим, как в современном издании исчезли «твердый знак», «ять», «и десятиричное» и некоторые другие буквы; исчезли и знаки, которыми поэт отделял одну строфу от другой [142] . В другом стихотворении этого же поэта, «Судьба», мы с первой же строки замечаем, как современные издатели заменяют старинную орфографию современной — меняя, например, «буйнаго» на «буйного» [143] .
142
Капнист В. В. Избранные произведения. М., 1973, с. 34.
143
Там же, с. 167.
Литературный язык никогда не стоял на месте, и писец, переписывающий произведение, сохранившее архаизмы или диалектизмы, невольно приспособлял язык копируемого произведения к общепринятому в его время. Как уже говорилось выше, нечто подобное произошло с пьесами Плавта, написанными на языке, которым говорили на улицах Рима в конце III — начале II века до н. э.
Но Плавту просто не посчастливилось. Совершенно иной предстает перед нами судьба поэм Гомера или произведения Геродота, из которых первые написаны на так называемом «гомеровском диалекте» (происхождение которого по-прежнему остается для нас загадкой [144] ), а произведение Геродота — на литературном ионийском диалекте. Сохранившиеся папирусные отрывки этих произведений, как уже говорилось выше, дают нам текст, ничем не отличающийся (по крайней мере, по языку) от того, который сохранили нам рукописи византийской эпохи и которым мы обязаны текстологам александрийской эпохи. Большое значение имело здесь и то, что оба автора, Гомер и Геродот, входили в перечень тех, которые изучались в учебных заведениях Византии и поэтому переписывались особенно часто.
144
Положения не могут спасти изобретение новых терминов вроде «над-диалекта», применяемых к языку Гомера (Ср. Тронский И. М. Вопросы языкового развития в античном обществе. Л., «Наука», 1973, с. 109).
Квалифицированный античный писец должен был обладать не только искусством каллиграфии — необходимым условием была высокая грамотность, позволявшая избегать механического переписывания. В античных скрипториях были выработаны правила копирования книг, которые до нас не дошли, но о существовании которых мы можем догадываться. Известно, например, что писец должен был воспроизвести оригинал так, чтобы и количество строк, и число страниц копии точно совпадали с оригиналом. В одной рукописи мы читаем: «Прототип воспроизведен точно, насколько было возможно». Другие копиисты, закончив работу, писали в конце переписанной ими книги, что просят читателей не осуждать их слишком строго за ошибки, которые они допустили.
Завершив свой труд, копиист иногда указывал дату окончания работы и подписывал свое имя. Этот колофон часто содержал различные благочестивые формулы или выражения радости по поводу окончания работы. Писали, например, так: «Так же, как радуется моряк, возвращаясь в порт, такую же радость испытывает и писец, видя свой труд завершенным». Другие высказывались более прозаично, подобно одному монаху, который написал в конце своего труда: «Дай-ка выпить, брат Франциск!» [145] .
145
Dain A. Op. cit., P. 35.
Латинское и греческое письмо, которым писались античные книги, прошло ряд стадий своего развития, изучаемых латинской и греческой палеографией. Можно выделить четыре стадии, через которые прошло латинское письмо: капитальное, унциальное, полуунциальное и минускульное. Античные латинские книги писались капитальным письмом и унциалом, но с середины III века н. э. постепенно входит в употребление «примитивный минускул», который называют иногда полуунициалом (это прямой предшественник каролингского минускула).
Греческий минускул, по распространенному мнению, представляет собой нормализацию курсивного письма [146] .
Глава IX
Александрийская культура книги
146
Краткий и очень ясный очерк латинской палеографии дан в книге А. Д. Люблинской (Латинская палеография, М., 1969). См. также Добиаш-Рождественская О. А. История письма в средние века. М., 1936. Фундаментальным руководством по греческой палеографии служит книга Gardthausen U. Griechische Pal"aographie, 2 Bde. Leipzig, 1911–1913.
Основание Александрии
«Александрийцы — это те, кто воспитал и дал образование всем эллинам и варварам, во времена, которые наступили после диадохов Александра. Птолемей VII, изгнав немалое количество александрийцев, наполнил острова и города грамматиками, философами, геометрами, людьми, причастными к мусическим искусствам, живописцами, учителями гимнастики, врачами и многими другими специалистами» (Athen., IV, 184 B).
В этих словах подчеркнуто выражена роль Александрии как вселенского центра культуры в древности. Ни один город мира во все предшествующие и последующие века истории античности и средневековья не смог бы сравниться с Александрией в этом смысле: светом ее науки, литературы, философии озарена громадная эпоха истории. Ставший позднее, к I веку н. э., мировым центром культуры, Рим питался соками Александрии. Страбон отметил в своем труде: «Рим полон александрийских филологов» (p. 675). Александрия была вместе с тем и мировым издательским центром, откуда книги расходились по всему тогдашнему цивилизованному миру.
Почему именно Александрии судьба уготовила подобную роль? На этот вопрос трудно дать однозначный ответ. Не одно, а стечение множества обстоятельств обусловило этот замечательный феномен истории античного мира. К ним следует причислить и выгодное географическое положение этого города, сразу же ставшего портом мирового значения, и то, что Александрия унаследовала древние греко-египетские связи, и блеск новой столицы Птолемеев, привлекавших сюда самых выдающихся деятелей науки и культуры со всего мира, и неисчерпаемые богатства страны, ресурсы которой оказались в полном распоряжении Птолемеев, и разноплеменность массы населения этого города, и исключительное положение, которое он занимал в системе административного управления в Египте, и многие другие обстоятельства (в числе которых следовало бы отметить и наличие крупного ремесленного производства, особенно производства писчего материала — папируса…).
Александр, на мирной деятельности которого лежит отпечаток такой же быстроты и смелости решений, как на его военных походах, мыслил себе Александрию в качестве некоего интернационального центра [147] . Для его внутренней политики вообще было характерно стремление предупредить национальные распри, могущие взорвать изнутри создаваемое им огромное мировое государство. Отсюда и те призывы к единодушию, с которыми он обратился и к македонянам — победителям, и к персам — побежденным, которые прозвучали на знаменитом банкете в Описе, политика смешанных браков, которым он сам первым подал пример, и т. п. Всем этим планам не суждено было осуществиться.
147
Александр оказался особым образом связан с Египтом — здесь был основан первый город, названный его именем, здесь он хотел быть похороненным (Curt., X, 5, 4; Iust., XII, 15, 7) и здесь же было положено начало культу Александра…