В мире античных свитков
Шрифт:
Существует мнение, что создание Библиотеки и Музея было предпринято Птолемеем по совету Деметрия Фалерского. Как бы то ни было, перед глазами устроителей стояли афинские Музеи перипатетиков и Платона. Известно, что Платон, перенесший преподавание философии из гимнасия Академа в свой собственный дом, присоединил к нему храм в честь Муз и назвал его Музеем: там были поставлены статуи Харит (Diog. Laert., IV, 1). После смерти Платона Музей с библиотекой стали достоянием его школы, Академии, и всем этим комплексом стали ведать преемники философа по руководству Академией — «схолархи» Спевзипп, Ксенократ и другие.
Подобным же Музеем обладала и школа Аристотеля (так называемые перипатетики). Для него был специально приобретен участок земли, на котором Феофраст построил здания, приспособленные для нужд преподавания и научных занятий [170] .
Учеником Феофраста и был Деметрий Фалерский, сыгравший видную роль в установлении преемственных культурных связей между
170
Деревицкий А. О начале историко-литературных занятий в древней Греции. Харьков, 1891, с. 58.
171
Мнение Тарна (Эллинистическая цивилизация. М., 1949, с. 242), утверждающего, будто Александрийская библиотека была создана под влиянием соответствующих учреждений Ассирии и Вавилона вряд ли может быть принято. Эллада обладала достаточно самостоятельными традициями в этой области.
Выше уже говорилось о первой общественной библиотеке в Афинах, основанной тираном Писистратом — о ней сообщает Авл Геллий (N. A., VII, 17, 1–3). После этого сообщения Авл Геллий добавляет: «Позже огромное количество книг было собрано либо изготовлено в Египте царями Птолемеями. Оно достигало 700 000 свитков…». В этом сообщении особенно интересно указание на то, что книги Александрийской библиотеки в значительной степени были изготовлены на месте. Для этого Александрия располагала широкими возможностями как в смысле материала (в главе «Папирус» здесь показана роль Александрии как мирового центра производства папируса), так и в отношении кадров грамотных писцов и грамматиков-текстологов, которые могли подготовить высококачественные издания.
Немалые усилия для пополнения библиотеки прилагал Птолемей II Филадельф, представлявший собой характерный для эллинизма тип «просвещенного государя». Древние называли его — это слово можно перевести «в высшей степени увлеченный мусическими искусствами» [172] . Филадельф учредил мусические игры в честь Аполлона и Муз, на которых выдающимся писателям присуждались награды, как пишет Витрувий в предисловии к VII книге своего трактата.
172
Этот же эпитет сопровождает имя Птолемея II в произведении Элиана «Пестрые рассказы» (IV, 15).
Камея с парным портретом Птолемея II Филадельфа (285–246 гг. до н. э.) и его жены Арсинои (так называемая «Камея Гонзага»). III в. до н. э.
Ленинград, Государственный Эрмитаж.
Статуя философа, предположительно кинической школы. Дельфы. Музей.
Библиотеки и Музей были основаны почти одновременно, и по самой идее создателей они должны были дополнять друг друга. Как видно из названия, Музей был «храмом Муз», но поклонение Музам здесь носило практический характер. Формой, в которой осуществлялось служение Музам, были разнообразные научные и литературные занятия входивших в штат Музея ученых и литераторов (примерно так же, как постановка трагедий в Афинах классической эпохи была актом культовой обрядности бога Диониса).
Здание Музея имело тенистый двор, фланкированный изящными внутренними галереями. Через этот двор посетитель попадал в роскошный зал, окруженный своеобразными кельями, где философы преподавали свое учение, поэты читали свои стихи, а ученые грамматики перед группой учеников и просто ценителей изящной словесности комментировали вслух Гомера. Жили и питались все вместе: и учителя и ученики получали содержание от царя. Страбон, несомненно побывавший в Музее во время своего пребывания в Александрии, так описывает это учреждение: «Часть царских палат составляет Музей. Он состоит из портика, зала (экседра) и большого здания, где находится общая столовая ученых мужей, причастных к Музею. Это собрание ученых (синод) обладает общим денежным фондом. Во главе Музея стоит “Жрец начальник Музея”, который прежде назначался царями, ныне же назначается Цезарем» (XVII, 793).
Комплекс сооружений Брухейона, царского дворца Птолемеев, был очень велик и вход в этот район, по-видимому, был свободным, как можно судить на основании XV Идиллии Феокрита, где изображены простые кумушки, Праксиноя и Горго, отправившиеся во дворец на праздник в честь Адониса. Вероятно, так же свободно приезжие, туристы и гости Александрии могли являться на лекции ученых Музея и приобщаться к миру наук и искусств.
Это была первая в истории человечества Академия наук, слитая воедино с «университетом», находившаяся под покровительством небесных, а главным образом, земных богов, Птолемеев. Музею суждено было просуществовать шесть столетий [173] . Птолемей I отовсюду созывал в Александрию выдающихся писателей и поэтов, людей науки и искусства. Как заметил Буше-Леклерк, Птолемей, не рискуя завоевать Элладу, стремился вывезти из нее все, что было возможно — идеи, книги, людей [174] . Среди приехавших в Александрию мы встречаем художников Апеллеса и Антифила, математика Эвклида, крупного физиолога, анатома и врача Герофила, историка Гекатея из Абдер, ритора Диодора, поэта Филета, грамматика Зенодота и многих других. Воспитывать своего сына, будущего царя Птолемея Филадельфа, Птолемей I поручил поэту Филету и философу Стратону, последователю Феофраста.
173
В 273 году нашей эры солдаты Аврелиана, штурмом взяв Александрию, превратили Брухейон в груду развалин. Вместе с древним дворцом погиб и Музей.
174
Bouch'e-Leclercq A. Histoire des Lagides. P., 1903, I, p. 121.
Между собравшимися из разных городов очень разными людьми сразу же начались ссоры. Диоген Лаертский (II, 111) сообщает любопытный анекдот о том, как ритор Диодор (по прозвищу Кронос) затеял астрономический спор за столом Птолемея. Потерпев поражение в этом споре, он от огорчения умер.
Обещанные Птолемеем блага соблазняли, однако, не всех. Отказались принять приглашение царя великий драматург Менандр и философ Феофраст. Многие с насмешкой говорили о живших в Музее ученых, которые должны были в уплату за получаемое содержание отказаться от элементарной свободы творчества и во всем следовать указаниям двора. Афиней (I, 22 D) приводит шутливые стихи Тимона силлографа в адрес александрийских ученых, которых содержат, как дорогих птиц в вольере:
Множество кормится там, во многоязычном Египте, Книжных бумагомарак, меж собой беспрестанно враждуя, В клетке для Муз…Называя Музей «клеткой для Муз», силлограф, по-видимому, намекал на жесткий контроль над мыслями, установленный Птолемеями. Не все приживались в этой клетке, и многие бежали туда, где, возможно, было голоднее, но зато не в пример свободнее — как, например, художник Антифил, бежавший на остров Кос. Живые и остроумные александрийцы давали философам из Музея насмешливые прозвища. Так, философ Гегесий, чье учение отличалось крайним пессимизмом, получил имя «Пейситанатос» (которое можно перевести «Убеди-Смерть»). Своей проповедью пессимизма этот философ имел такой успех, что в Александрии прокатилась волна самоубийств (поэтому царь Птолемей приказал ему прекратить лекционную деятельность) [175] . В I веке в Александрии жил грамматик Дидим, писавший на всевозможные темы: сочинения его насчитывали около 3 500 книг. За необыкновенную трудоспособность ему дали прозвище «Меднобрюхий».
175
Цицерон в «Тускуланских беседах» (I, 84) упоминает о сочинении Гегесия «Апокартерон» («Морящий себя голодом»). Там рассказывалось, как один человек решил себя уморить, но друзья его отговорили. Отвечая им, он перечислил все беды, уготованные человеку в жизни.
Как начала составляться знаменитая Александрийская библиотека, в точности неизвестно. По-видимому, основу «внутренней» библиотеки (входившей в комплекс сооружений царского дворца вместе с Музеем) составила библиотека Аристотеля, купленная Птолемеем Филадельфом (как пишет Афиней, I, 3 b). Но это, конечно, не значит, что книги библиотеки Аристотеля были первыми книгами Александрийской библиотеки.
Гален (XVII, 1, p. 603) сообщает характерный анекдот о том, как многочисленные суда, посещавшие гавань Александрии, должны были отдавать свои книги и взамен получать копии. О том, насколько высоко ценились оригиналы произведений литературы, говорит уже упоминавшийся здесь эпизод из истории культурных связей Птолемеев с Афинами (Птолемей Эвергет одолжил у Афин государственный экземпляр произведений афинских трагиков и вернул только копии, утратив огромный залог).