В моей руке – гибель
Шрифт:
Страшный удар в челюсть сбил возражавшего с ног. Катя испуганно вцепилась в рукав Мещерского: боже, только драки не хватало! Но драки не случилось, а случилась… Она даже не сумела понять, что происходит — так молниеносны и беспощадны были базаровские удары, градом обрушившиеся на нарушителей дисциплины: челюсть, грудь, нога, живот, снова грудь, рука, поднятая для защиты, хруст костей, стоны боли, хрип, выплюнутые на траву сгустки крови… Он, видимо, даже не считал их серьезными противниками, продолжал избивать методично и эффектно, словно демонстрировал
— Чтоб духу вашего тут не было. Звоните моему менеджеру, забирайте свои поганые деньги и — вон отсюда! — Базаров толкнул ногой одного из поверженных «учеников». — Вон!
И больше на них даже не взглянул. Они кое-как поднялись, заковыляли к корпусу.
— Ну, что-нибудь еще не так? — Базаров повернулся к Мещерскому и Кате.
— Ничего, — оба избегали его взгляда. — Ужасно, просто ужасно все это.
Он приблизился к ней вплотную.
— Что? Ты ж этого хотела, ну? Серег, скажи теперь ей — Я не прав? Не так понял даму? Дама хотела наказать подонков.
Порки добивалась — порку получила. И что же? Теперь в кусты? Нервишки пошаливают?
— Степа, ладно, хватит. — Мещерский хмурился. — Они, конечно, не такой выволочки еще заслуживают, я понимаю — ты сам тут устанавливаешь порядки, но, — бормотал он. — Пора, я думаю, ехать, а? Без четверти два, пока доберемся… Ты на своей тачке или с нами?
— Подождите, я только переоденусь. Бабка не любит, когда я в этом тряпье. — Базаров посмотрел на небо. — Настоящая баня сегодня. Жди грозы к вечеру.
Они ждали его у машины. Принесли в ведре многострадальные розы. Головки их уже начали вянуть.
— Договорились о делах? — спросила Катя. Надо же было что-то спросить молчание становилось тягостным.
— Да. Они сделают нам крупный заказ на поставку горного снаряжения. Базаров задумал рейд тренировочный на Домбай. — Мещерский отвечал неохотно. Катя его хорошо знала, поняла так: Сережка увидел здесь что-то, что ему не очень понравилось, жалеет, что связался, но отказаться уже не может. Мягкий характер.
— У них тут под соснами какой-то чудной алтарь, — сообщила она.
— Я видел.
Она подождала объяснений, До он молчал, и Катя снова спросила:
— О какой войне он говорил? С кем? Да не молчи ты, как рыба!
— Что ты хочешь услышать? — Мещерский открыл дверь машины. — Садись. Степка, он… Ну, в общем, слова — это еще не дела. За слова не судят и не осуждают. В принципе ничего дурного они тут не делают, ребята занимаются… И никто ничего не скрывает. Степка меня даже сегодня вечером на Посвящение пригласил. Они посвящать в мастера будут окончивших школу. И никакой политики тут действительно нет, и тайны…
Катя чувствовала — что-то ты не договариваешь, что-то слишком мямлишь.
— Сереж, да скажи ты толком, чем они тут занимаются?
Чему он их учит?
— Ну, он же объяснил тебе: методика выживания в экстремальных условиях. Как бы это популярно… Ну, он примеры приводил с Югославией, с Чечней. В городских условиях наши вели военные действия вполне сносно, но как только театр военных действий перемещался в горы, в лесные массивы, то… Военные не всегда могли адаптироваться к новой среде. Современный человек абсолютно утратил навыки выживания в природе. И вот тут, в школе, они и ставят себе задачей такие навыки приобрести и…
— Я готов, поехали, — Степан, одетый на этот раз в черные брюки и белую рубашку, спускался по ступенькам корпуса. — Серег, не пора машину тебе менять? «Девятка» не надоела? А то у меня корешок «Хонду» продает. Пробег небольшой, полная растаможка, и за ценой не погонится. Если нужна — мигни. Он сел рядом с Катей назад. — Я сюда на тачке не езжу. До дачи шесть километров — утром пробежишься, в речке ополоснешься — эх! Серег, ты резину на колесах когда менял?
На Катю он ни разу не взглянул. Словно она была пустым местом. У вольера их машину остановил парень со свистком, приник к окошку со стороны Базарова, зашептал тому что-то.
Катя расслышала: «Ему плохо… видимо, перелом».
— Так наложите шину. Забыли, как надо действовать? — Базаров пожал плечами. — Сам виноват — закрылся, руку подставил. Не ошибся бы а блокировке — схлопотал бы по мякоти, а не по кости. Действуйте, ну? Что, из-за всякой царапины к Айболиту бегать?
Речь явно шла о получивших наказание. Катя поняла: жаловаться на боль и травмы в этой школе не принято, все равно никто не пожалеет.
Глава 10
БОЛЕЗНЬ ХИЩНИКОВ
Необычные были эти девять дней по Базарову-старшему.
Непохожие ни на одно из траурных мероприятий. И Кате они запомнились по многим причинам.
Дача Базаровых — большой, не раз перестраивавшийся дом — располагалась на обширном участке, огороженном глухим зеленым забором. В саду глаз радовало буйство красок: подстриженные куртины персидской сирени, ухоженные клумбы с ковром маргариток, левкоев, анютиных глазок, нарциссов и тюльпанов. Ухоженный садовый ландшафт дополняли посыпанные гравием дорожки, напольные фонари-подсветка, две беседки и тщательно прореженный, освобожденный от кустов кусок девственного леса — серебристые ели, липы, дубы. Перед верандой красовалась садовая мебель и зонты-тенты от солнца. У ворот стояли несколько иномарок.
Приехавших встречали на веранде суровая старушка в очках — видимо, домработница — и Валерий Кириллович.
Катя видела режиссера так близко впервые и несколько робела. Но всем гостям этот ученик Фассбиндера говорил одну и ту же устало-приветливую фразу: «Спасибо, очень тронут, проходите, отдыхайте с дороги». Для Кати и Мещерского делать исключение он, естественно, не стал. Поминки не выглядели шумными и многолюдными. Совсем напротив. Обычно на девять дней приглашают близких и друзей покойного. Однако поначалу Катю удивило почти что полное отсутствие среди поминающих сверстников умершего — стариков — и засилье молодых или относительно молодых лиц.