В море погасли огни (блокадные дневники)
Шрифт:
– Ладно, оставьте здесь.
С верхней палубы я увидел далекий пожар на берегу - дымчато-красная шапка повисла над лесом. Запаха дыма я не ощущал, но воздух крутом был каким - то застойным.
Наконец сверкнула молния, прогремел гром и хлынул обильный ливень, похожий на водопад.
На палубу повыскакивали из машинного отделения, из кочегарки и трюмов полуголые матросы и принялись как дикари плясать под серебристым потоком.
Мне тоже захотелось смыть с себя липкий пот. Не раздумывая долго, я разулся, сбросил с себя китель, брюки и, оставив одежду в тамбуре,
Приняв небесный душ, я освеженным и благодушным вернулся в кают компанию. Но здесь меня встретил недовольный Баланухин.
– Почему вы не все отредактировали?
– строго спросил он.
– Захотелось в шахматы сыграть, - ответил я.
– Вы, наверное, забываете, что сейчас война, - начал было выговаривать редактор, но я остановил его.
– Война для всех. Если вы редактор, так будьте любезны редактировать, а не прохлаждаться в кают - компании.
– А вы не указывайте старшим. Вас мне в помощь прикомандировали.
– Я ни к кому не прикомандирован и старшим вас не считаю.
Чтобы выяснить наши отношения, мы пошли к начальнику политотдела. Тот внимательно выслушал нас и вынес решение:
– С завтрашнего дня вы, товарищ писатель, будете подписывать газету, а Баланухину мы найдем другое занятие. Может, на первое время вам понадобится его помощь?
– Нет, - ответил я, - обойдусь.
6 июля. Необдуманно отказавшись от помощи Баланухина, я совершил ошибку. Старший политрук выклянчивал заметки даже у таких людей, которые с курсантских времен не брались за перо, а я этого не умел. Приходилось беседовать, брать интервью и делать из них статьи и заметки.
В общем, я стал не только редактором, но и рассыльным, секретарем редакции, корректором, хроникером и автором почти всех статей.
Наша "Полярка" должна поить, кормить, снабжать электроэнергией, снарядами и торпедами весь выводок "щук", и "малюток". Делалось это ночью, чтобы авиация противника не приметила притопленных стальных "деток" прильнувших к борту "матки".
Ночи светлые, только на час или два наступают зеленовато - голубоватые сумерки. Обслуживающим специалистам приходилось торопиться, чтобы первые лучи солнца не застали подводных лодок около "Полярной звезды".
Сегодня принимали, боезапас две "щуки". Они уходят в Балтийское море, в тыл противника. Я заглянул в трюм, откуда на талях вытаскивали длинные стальные торпеды, и, увидев, что этими зловеще поблескивающими гигантскими сигарами заполнены стеллажи, ощутил неприятную дрожь в ногах. Рефлекс невольного страха сработал у меня с запозданием.
Утром над нами показался едва приметный серебристый самолет. Наблюдатели его обнаружили по белесой струйке пара в блекло - голубом небе. Фашистский разведчик, похожий на продолговатую раму, блестел на солнце, а наблюдателям показалось, что он сигналит желтыми ракетами.
Огонь по "раме" открыли лишь береговые зенитчики, а шесть пушек "Полярной звезды" отмолчались. Противник не должен догадываться, какой корабль стоит у стенки недостроенного порта.
Приметив разрывы зенитных снарядов, немецкий разведчик
"Наверное, такие же самолеты летают над Ленинградом подумалось мне.
– А может, уже сбрасывают бомбы. Что - то давно не было из дому вестей".
8 июля. Последние известия по радио не радуют: противник продолжает продвигаться по нашей земле. Не придется ли и нам воевать на суше?
На "Полярной звезде" уже создан десантный отряд. Я тоже хожу обучаться штыковому бою, стрельбе из пулемета и бросать гранаты.
Из Усть-Луги началась эвакуация детей. Их увозят на грузовых машинах.
М - 90 вернулась с позиции. У нее было всего две торпеды, и ни одной не удалось выпустить по кораблям противника. Ночи белые, даже на зарядку аккумуляторов не всплывешь.
Однажды М - 90 приметила вражеский самолет. Пока летчик разворачивался для атаки, она ушла под воду. Самолет принялся бросать бомбы на фарватер. Ему на помощь примчались катера - охотники. От взрывов некуда было укрыться. Хорошо, что командиру "малютки" пришла смелая мысль свернуть с фарватера и лечь на грунт в таком месте, где глубина была небольшой, опасной для плавания.
Катерники не догадались искать подводную лодку на мелководье. Растратив глубинные бомбы на фарватере, они некоторое время дрейфовали, прислушивались к шумам под водой, а затем, видимо решив, что летчику померещилось, ушли.
Я побывал на "щуке", которая уходит в дальний поход. Сигарообразное стальное тело ее разделено на отсеки: торпедные, электромоторный, дизельный, аккумуляторный. Все отсеки в походе наглухо задраиваются. Не будь переговорных труб, люди одного отсека не знали бы, что делается в другом. Приказания, поступающие из центрального поста, объединяют их и помогают действовать слаженно.
Не только на "малютках", но и на "щуках" тесно. На всю команду не хватает узких коек, хотя они расположены в два этажа одна над другой. Матросы - торпедисты в походе спят, лежа на запасных торпедах.
Когда "щука" погружалась на дно залива, я ощутил, как на перевале в горах, перемену давления.
10 июля. Жарища невозможная! Как люди воюют на суше! Мы здесь у моря изнываем. Сидишь в каюте - майка мокрая, чувствуешь, как по груди струится пот. От частого умывания солоноватой водой лоб саднит.
Наш комбриг наголо побрился, ходит по кораблю в одних трусах. Подражая ему, сбрили волосы и "флажки". Так мы называем флагманских специалистов.
Наш десантный отряд первую половину дня обучался ползать, бросать боевые гранаты и колоть штыком. Я так перепачкался в глине, что с трудом отчистил китель.
Во второй половине дня над заливом скопились тучи. Вечер был темней обычного. Мы проводили двух "щук", ушедших к берегам противника, и на корабле наступила тишина.
Я стал готовить материал для очередного номера газеты. Но в каюте сидеть не мог: от духоты становилось дурно, выбрался подышать свежим воздухом на верхнюю палубу, а там чуть ли не по ногам промчалось семейство визгливых крыс. Я невольно отскочил к фальшборту.